Я, Великий И Ужасный (СИ)

"Ветер по морю гуляет, и кораблик подгоняет" - крутилось в голове пушкинское. В нашем случае, правда, "корабликов" было целых четыре: два наших шухона, только что сошедших со стапелей тоутской царской верфи, и два парусника вохейского Флота Внешнего Моря. Посудины Старшего Брата нашей правительницы несколько уступали первенцам "Оловянной компании", даже нагруженным чибаллой

, в скорости, зато намного превосходили в размерах и грузоподъёмности. Потому движение эскадры определяли именно наши новые друзья.

Мне, к сожалению, не удалось отвертеться от сомнительной чести, вместе с нашим "упавшим намоченным", плыть на "Копье Шхиштубала", в компании посла Повелителя Четырёх Берегов и его свиты. Тагору же посчастливилось избежать общества столь высокопоставленной особы, оказавшись с остальными папуасами, размещёнными пассажирами на "Молоте Тинхи". А новые приобретения нашего торгового общества - "Пилапи Великий" и "Каноку Завоеватель" - кроме шести сотен слитков олова везли принятых на службу наёмников и очередную партию тенхорабитов.

Причём, в отличие от предыдущих групп сектантов, эта поголовно состояла из квалифицированных ремесленников. Здесь были специалисты самых разных профессий, но выделялась среди них сплочённая кучка мастеров, до недавнего времени работавших на металлообрабатывающей мануфактуре столичного вельможи, ставшего первой жертвой разборок среди вохейской знати, спровоцированных восстанием, в котором засветились Люди Света и Истины.

Простая смена хозяина, на первый взгляд, не грозила серьёзными неприятностями рядовым кузнецам и литейщикам - никто же не собирается резать курицу, несущую золотые яйца. Но тенхорабиты начали разбегаться: одно дело работать на уважающего их веру и неплохо разбирающегося в производстве и связанных с эти тонкостях и проблемах Кушму-Тухчу, а совсем другое - иметь дело с Тушхами, для которых мастерская не более чем источник денег.

Ещё двое из числа пассажиров вели себя тише воды ниже травы, и об их профессиональной принадлежности никто, кроме посвящённых не знал. Что и понятно: если до работников частного предприятия вохейским властям особого дела не было, то изготовители "палеовийских жезлов" из царской оружейни стояли на особом учёте.

Хиштта планировал вообще отправить их на попутных купцах "односторонними" матросами, причём порознь. Но я, помня, что лучше всего прятать листья в лесу, решил, что рядом с вохейским посольством беглецам проще остаться "невидимыми". Так и вышло: относительно сложно было им попасть только на борт "Пилапи Великого", а ни в Шутир-Шуфе, ни в Цхолтуме никому не пришло в голову проверять на предмет подозрительных пассажиров корабли, относящиеся к эскадре, посланной Повелителем Четырёх Берегов в "визитом доброй воли" к иноземной правительнице.

Что до самого посла....

Господин Мудая-Хитва, чьё назначение было результатом малопонятной мне подковёрной борьбы в окружении Тишпшок-Шшивоя, мне отчасти напоминал икутнского наместника, хотя и принадлежал к партии, враждебной нашим "друзьям" Тушхам. Дядя Шиншоя уже успел высказаться насчёт "конкурирующей фирмы" в беседе, которую мы с ним имели на прощание: дескать, не знают, как нагадить, так сунули на должность посла своего никчёмного родственничка. По словам держателя печатей и жезла, никто из посторонних ничего об оловянных махинациях ещё не успел разнюхать, и клан Хитва своего человека пропихнул сугубо "из вредности", чтобы Тушхам жизнь мёдом не казалась.

Языковый барьер немного мешал общению с благородным Мудаей (ну и имечко мужику дал родной папаша), но первое впечатление о нём полностью подтверждало версию Падлы-Тушхи: дослужившийся до цбу-шихета, по-военному прямолинейный, представитель вражеского клана мало подходил в качестве участника интриг при дворе иноземной правительницы.

Обстоятельства, заставившие свежеиспечённого командира гвардейского цаба переквалифицироваться в дипломаты, были довольно туманными. Дядя моего друга-наместника отделался самыми общими фразами. Информаторы-тенхорабиты ничего, кроме слухов, сообщить не смогли. Но, судя по однообразию сплетен, касающихся персоны бравого вояки, нужно было "шершать ляфаму". Что именно вызвало монарший гнев, только благодаря высокопоставленным родственникам вылившийся не в заключение в каменный мешок или удавливание по-тихому, а всего лишь в замаскированную ссылку, оставалось только догадываться. Хиштта пересказал добрый десяток гуляющих по Шущим-Вохе версий: от массовой дефлорации незамужних девиц из аристократических семей до аналогичных по масштабу деяний в гареме Повелителя Четырёх Берегов.