Я вернусь

А вечером вместо надоедливых «носково-чулочных ярмарок» и «скидок в Burger Kingе 50% на всё!» слышатся звуки с потертых пластинок. Над стальными эскалаторами мягким голосом поют о Москве и чудесном времени былом Марк Бернес и Леонид Утёсов. А может и еще кто. Но поют одинаково хорошо, и мне на душе приятно. Не то, что вон тому улыбчивому таджику. Ему совсем не понятно. Я улыбаюсь, поправляю шапку из собачей шерсти и вискозы и всматриваюсь в глаза редких пассажиров, проезжающих на встречном эскалаторе.

Мысли о былом, настоящих москвичах и метро утыкаются в Таню, смеющуюся с Екатериной и Мариной. Тут я понимаю, что у меня уже голова кружится, как у Вовки из рассказа Носова и я сейчас начну хныкать:

– Пойдем отсюда!

А Таня опять спросит:

– Куда ж мы пойдем?

А я ей отвечу:

– Все равно куда! Я наверх хочу.

И тут Таня добьет:

– А что тебе наверху делать?

А я надую щеки и реветь начну:

– Не хочу под землей!

Так и получилось, когда девочкам не понравилось ни на Комсомольской, ни у Парка культуры, ни на Достоевской и мы едем на Новослободскую.

– Тань, мы приедем когда-нибудь?

– Да!

Отлично.

Таня, казалось, была всё дальше, её подруги, словно нимфы из Одиссеи, похитили мою Танюшу, заливая в её уши сладострастные речи. А еще Танюшу похитила необъяснимая тоска и вечная неопределенность, но их я не видел, их я только чувствовал. И ежился, и внимал гудению подземки и смотрел на загорающийся красный огонёк нашего паровозика, который движется по коричневой кольцевой ветке и то и дело подмигивает нам, намекая, и как бы спрашивая сквозь своё фирменное «у-у-у»: «не с-сдесь ли вам-с, сударь-с, сойти-с у-у-у». Я опять заснул от этого «у», мигания, усталости, холода бесчувственной зимней Москвы и нечувствительной московской барышни. Да и ламповая теплота метро подействовала.

…Ааааа! Ах, вы мрази-и-и! Аааа! Сссука! Боль-но! Аааа! На всю станцию раздавались нечеловеческие крики. Полночь близилась и, согласно поверьям, было самое время для превращения людей в оборотней. Кажется, что даже запахло мокрой собачатиной, но возможно, это от моей шапки, хоть она и из вискозы на 50%.

Атмосферка так себе. Даже щебечущие нимфы заткнулись и смотрели по сторонам. «Аааа! Аааа!» Воздух продолжали колебать звуковые волны, вылетавшие из хриплой глотки. Крики усиливались и развязка явно близилась. Хотелось на нее посмотреть, поэтому мы поспешили туда же, куда спешил сотрудник пэпээс. В углублении входного блока станции, в каморке охраны летали стулья и журналы, звенели бутылки, стаканы. Даже старенькому чайнику «Тефаль» довелось стать героем – он подлетел вверх, а потом спикировал прямо по темечку взъерошенного молодого человека, который тут же слёг на пол и замолчал. Второй молодой человек молчал давно, он просто улыбался и смотрел на происходящее, как в кино. Он купил билет в этот чудесный иллюзорный мир у незадачливого барыги и теперь смотрел очумительный, сумасшедший экшен в реальности. Такое московское 99 D. Интересно, почём. Услуги в Москве дорогие.

Третьего героя программы «Чрезвычайное происшествие» вязал крупный сержант и пару щуплых сотрудников метро. «Пэпээсник» Аркаша, как его назвал сержант, подоспел вовремя. Буйный уже переколотил всё вокруг и собирался идти дальше, но прилетевшая по почкам дубинка и щелчок наручников остановили вакханалию. Пацанов повязали.

…Добродушный Ахмед на входе раньше ничего хорошего не сулил. Но теперь это норма. И куча ресторанов «Чайхана», от которых веет платаном, каштаном и вишней раскинулись по Москва-баду, распространяя по городу пряные ароматы и пресные слухи о своих ценах и о своем хитроватом персонале. Заведения с национальным названием столь же часто попадаются при беглом осмотре, сколь часто попадались монголо-татары русским князьям.

Об этих чайханах мне когда-то рассказывал седой наш шофер Иван Иваныч Бочаров. Чуть не каждый раз, когда Иваныч возил меня в командировки, он вспоминал о чудесной стране, в которой парень Ваня, сын сосланных русских Бочаровых, родился: «Бывает в жаркий день, в самую полудню, когда солнышко так припекает, что начинаешь аж стонать, тогда как-раз у нас, у водил обэд был. Я еще и полуторку водил, но уже пересел на «газик» с круглой такой, доброй мордой. У него на бампере два зацепа для троса. Он грелся, шайтан, но работал до тех пор, пока работал я.