Я вернусь

А в самую полудню, когда я уже не мог работать, мне узбеки говорили: Иван, совсем не бережешь себя, пойдем кушать. Я буксовал по песочку с прицепом, груженным кирпичами, тормозил, глушил своего «газика», спрыгивал с подножки, потягивался, зевал, и бежал в узкую калитку, в чайхану. Они так кафе называли. Вах, там как хорошо было. Плюхнешься на изогнутый стул, кепку на тонкий сухой столик из стружки кинешь, ножки вытянешь и ждешь покуда плов принесут. А сам смотришь на холоднючий ручей, который бежит прям недалеко. И так он манит тебя своей голубизной, прям чуешь носом прохладу. Пойдешь, руки туда окунешь, голову помоешь, пофыркаешь как лошадь, отряхнешься и опять за стол. А там уже и лагман стоит и лепёшки свежие. Потом чай тебе приносят, в блюдце нацедил с кувшина, чтобы остыл быстрее и сидишь, любуешься ручьем, а сверху абрикоса растет, большая, раскидистая такая. И чай тёплый глотаешь, тебя от него в пот бросает. Зато потом сразу остываешь, от каждого порыва ветерка небольшого. А еще помню, арбузы возил…»

Иваныч продолжал рассказывать, а ты уже словно сидел в этой чайхане и смотрел на холодный ручей, и пил горячий чай. И вот это впечатление от чайханы богатые узбеки перенесли в холодную столицу, чтобы свой брат по родине здесь тосковал, а залетный москвич приобщался к Средней Азии, к встрече фатиха-туй, хождению в мурсаке, теплому окшез в приятной компании и поздравлениям от корбобо, приплетающемуся на ослике в новогоднюю ночь.

…Так и трое москвичей, обучающихся в приличных заведениях столицы, забрели в Чайхану. Витя, Костя и Саша вдохнули ароматный кальян, расслабились и заказали чай. Костя постоянно улыбался и когда подошел официант сказал ему: только, чтоб позабористей, прущий. От слова «прущий» у халдея Исламбека загорелись оба глаза одновременно, прям как у головного вагона метро при въезде в тёмный тоннель. Он слышал это кодовое слово ни раз, особенно когда брал у охранника по кличке Султан пару женщин и пакет насвая. Султан давал женщину, давал пакет и говорил: «прущий». По теории Фрейда, даже у внуков Исламбека, коренных москвабадцев Зульфии и Эрдагана будут загораться глаза от слова «прущий». Как у Иванов и Алексеев загораются глаза от слова «пряник» или «марка». Почтовая. Марка.

«Прущий» напиток не заставил себя ждать. Бариста Нурдин только переспросил Исламбека, уже не раз путавшего слова, словосочетания и даже целые предложения клиентов: «Прущий?». Исламбек неуверенно кивнул, обернулся на Костю, Витю и Сашу и кивнул более уверенно. Нурдин расплылся в улыбке, достойной звания «самая искренняя улыбка гастарбайтера по итогам января» и нырнул в маленькую дверь за своей спиной. При открытии двери, из коморки, в которую она вела, вырвался джин, тоник и пару бутылок вискаря, поставленных кем-то у входа, а еще узбекское матерное слово. Бармен-кальянщик долго рылся в чертогах узбекского злого духа и после пары смачных плевков в сторону своей тяжелой судьбы, он всё-таки одолел бардак самого себя и снова улыбнулся: «На-щол».

Что нужно для счастья? Женщины? Деньги? Власть? Слава? Не знаю. Этого не знали ни Витя, ни Саша. И даже Нурдин только догадывался, что для него счастье – это когда что-то очень требуемое «на-щол». А вот Костя уже попробовал чай, глубоко вдыхал сладкий, дымный паровой коктейль и если и не начал читать мантры, то только потому, что не знал их.

Он видел зелёные луга саратовской области, росу на черешневых деревьях и белокурую Машку, которая наконец-таки взяла Костю за руку и вела на стог столь же пышный и большой как Машкина грудь. Машка едва ли не без чувств упала на тулуп из овчины, начала расстегивать платье на пуговицах и срывать корсет. Костя, кряхтя, стягивал сапоги, расстегивал рубаху и развязывал кушак. Мимо пробежали Витя и Саша совершенно нагие в лопуховых венках, а за ними корова синяя-синяя со значком ролс-ройса на боку. Верхом на скачущей корове ехал полицейский полковник и кричал так медленно и протяжно: «сто-ой, ссу-ка, при-стре-лю»! Да как же тут стоять, если, Машка лежит, а всё вокруг бежит. «Та, это он, наверное, Витьке кричит, – шептал Костя, – пусть забавляются». Костя плюхнулся на Машку и стал вспахивать поле, засеянное пшеницей, а рядом пришел и спокойно сел Сашка и стал смотреть на это всё. А Костя ему рукой машет и пытается на тракторе слинять. И вот он включает передачу и как на грузовике «шишиге» – руку назад заламывает, а потом второй помогает, но в чем-то металлическом застревает. А тут и Вовка на подмогу на корове прискакал. И вот они уже вместе едут на тракторе в то ли саратовское, то ли московское РУВД.

Только это не трактор вовсе, а скрипящий уазик, который каждый день увозит незадачливых постояльцев всяких незатейливых ресторанов. Иногда прямо со станций метро, привычный суетливый покой которых нарушают они своими криками.