Я верую – Я тоже нет

Ди Фалько: Во-первых, я его приму, не судя и не осуждая, и выслушаю. Я посоветую ему открыться духовнику, который ему поможет привести свою жизнь в соответствие с изначальным выбором. Я ни в коем случае не стану закрывать глаза и не закрою перед ним дверь. Могу перевести его в другое место, подальше от соблазна. Это еще самый простой случай. Но когда в результате связи рождается ребенок, абсолютный приоритет отдается, как мы видели, воспитанию ребенка, и для этого необходимо оставить служение.

Бегбедер: Дьявольская дилемма для священника: оставаться в Церкви или быть выставленным за дверь!

Ди Фалько: Вопрос решается не так резко. Церкви не безразличны те, кто решил ее покинуть, отдав ей часть своей жизни. В определенных случаях она оказывает им различную помощь. Но случившееся действительно оставляет глубокий след в душе человека. Повторяю, главное – ребенок, для которого отсутствие отца может быть чревато серьезными последствиями.

Бегбедер: Я задаю все эти вопросы, чтобы восстановить некоторое равновесие. Веками Церковь учит нас добру, обличает зло, дает наставления по поводу нашей сексуальности; на сей раз светские люди, верующие и неверующие, чувствуют себя вправе требовать от служителей Церкви образцового поведения.

Ди Фалько: Они правы. Быть священником – ответственность, предъявляющая высокие требования. Однако может случиться, что и священник проявит слабость, ведь он такой же человек, как все остальные.

Бегбедер: Требования Церкви к простым смертным, учитывая либерализацию нравов, стали почти невыполнимы, а тем более, как я тебе уже говорил, требования к священникам.

Ди Фалько: Не хочу замалчивать или преуменьшать ошибки, но давай перестанем создавать образ Церкви, не соответствующий действительности.

Не так уж много у тебя вопросов, связанных с нравами. Остановимся на проблеме педофилии – я чувствую, ты хочешь ее обсудить, и она наиболее серьезна: во Франции, где сейчас насчитывается около двадцати тысяч священников, выявлено десятка полтора таких случаев. Конечно, пятнадцать случаев – слишком много.

Это требует от Церкви еще более взыскательного, более бдительного отношения к священникам, чем раньше. Сорок-пятьдесят лет тому назад, например, подобного рода дела не предавались огласке ни в Церкви, ни в сфере образования.

Сегодня о них говорят, и пресса широко освещает такие процессы. Это нормально и свидетельствует об эволюции общества, которое осознало серьезность этих фактов. В прошлом на них смотрели по-другому. В системе образования, как и в Церкви, ограничивались перемещением виновных по службе, не зная, что педофил неудержимо, почти маниакально принимается за старое.

Бегбедер: Итак, епископ и вообще церковные власти несут ответственность за то, чтобы подобные факты ни в коем случае не замалчивались.

Ди Фалько: Епископ или не епископ – любое лицо, которому известно о случаях педофилии в Церкви или в гражданском обществе, обязано об этом сообщить, таков закон.

Бегбедер: Есть все же одна проблема. Тайна исповеди.

Ди Фалько: Правило ясно: о нарушении тайны исповеди не может быть и речи. Так же, как в положении адвоката. Священник должен убедить человека, открывшего ему свой проступок, явиться к государственному прокурору с повинной. Если у него не хватает силы, мужества, чтобы пойти туда самому, придется его сопровождать.

Бегбедер: А если исповеднику признались в убийстве, например, он тоже должен хранить тайну?

Ди Фалько: Конечно. Если мы начнем делать исключения, что останется от исповеди? Однако, зная о таких проступках, покрывать их невозможно. В том-то и заключается дилемма.

Хотелось бы в связи с этим кое-что уточнить: священник никогда не исповедуется своему епископу. Так же и в семинарии: ректор никогда не исповедует семинаристов. Таково правило Церкви, и его легко понять: нельзя допустить, чтобы лицо, облеченное властью, оказалось в ситуации, позволяющей ему злоупотребить иерархическими отношениями для получения каких-либо сведений под прикрытием исповеди.

Бегбедер:

Представим все же, что священник приходит к тебе с признанием или, предположим, ты случайно узнаешь о факте педофилии.

Ди Фалько: Прежде всего я попытался бы выяснить действительное положение вещей, не полагаясь на слухи или анонимные доносы. Защитил бы ребенка, сделал бы все необходимое для того, чтобы священник немедленно оставил его в покое.

И наконец, потребовал бы от виновного пойти и признаться.

Бегбедер: А если он не хочет или не может?

Ди Фалько: Я сделал бы все, чтобы его заставить. В противном случае я вынужден буду сам заявить прокурору.

Бегбедер: И ты бы пошел к прокурору?

Ди Фалько: Да, пошел бы. Этого требуют и совесть и закон. Речь идет о моей ответственности. Конечно, сначала я бы испробовал все способы, но если человек не пойдет с повинной, я обязан буду заявить.