Проблема в том, что виновный знает: тот, кому он доверится, должен заставить его признаться перед правосудием. Ему будет трудно заговорить, хотя только так он сможет выбраться из нравственной ямы, выйти из положения, в которое сам себя поставил. Если он признается, его осудят. Если промолчит, тяжесть последствий будет нести ребенок.
Бегбедер:
Увы, как правило, педофил – не тот, кто, терзаясь угрызениями совести, пойдет заявлять на себя.Что на первом месте в сознании исповедующего: закон или тайна исповеди?
Ди Фалько:
Ответ таков: он должен соблюдать тайну исповеди, делая все – я подчеркиваю: все, – чтобы побудить виновного признаться.Бегбедер:
Но ты же сказал мне, что лично ты в случае, если тебе признаются в правонарушении, преступлении и тебе не удастся убедить виновного явиться с повинной, заявишь сам. При том, что есть одно тонкое, но немаловажное отличие между двумя ситуациями: виновный по своей воле пришел поговорить со священником, и тайны исповеди нет – тогда аббат может пойти к прокурору; или же виновный пришел к кюре с просьбой сохранить тайну исповеди, и тогда исповедник не может его выдать. Он обязан отдать приоритет конфиденциальности, в то время как совершено преступление! Это же опять – вчерашний день!Ди Фалько:
Не так все просто. Нельзя подходить к вопросу чисто теоретически. Если бы мне пришлось столкнуться с конкретным случаем, я бы подумал, что следует сделать, безусловно поставив на первое место защиту ребенка.Бегбедер:
А тот тягостный эпизод, который ты пережил? Клевета обрушилась на тебя и очернила людей из Тулузы и Утро.Ди Фалько:
Ты вспоминаешь обо всех этих событиях, и я будто заново переживаю кошмар, через который тогда прошел. Я человек надломленный, несмотря на сотни свидетельств о поддержке – я все еще продолжаю их получать. Что только не говорили, не писали на эту тему в прессе и в книгах. В свое время я уже высказался. Буду ли я молчать или говорить, каждый останется при своем мнении. Сейчас у меня больше нет желания полемизировать.Глава XIX
Писатель сегодня
Ди Фалько:
Три главы тому назад ты спрашивал меня об обязанностях епископа. Теперь, ближе к концу, я хотел бы побольше узнать о писателях, ведь ты принадлежишь к их числу.Бегбедер:
Если я написал несколько книг, это еще не значит, что я писатель. Я чувствую себя «автором» – действительно, я автор целого ряда опубликованных книжек. Писатель ли я – пусть об этом судят другие.Ди Фалько:
Звания писателя, по-твоему, достойны Монтень, Руссо, Гюго и прочие гении литературы. Тогда что ты пишешь в графе «профессия», когда во время твоих многочисленных путешествий тебе приходится заполнять бланк в гостинице или в полиции?Бегбедер:
Сегодня я – издатель, поскольку с января 2003 года работаю в литературном отделе издательства «Фламмарион». Кроме того, я веду литературно-критическую колонку в журнале «Вуаси», чем весьма горжусь. А если говорить о недавнем прошлом, я был рекламистом и телеведущим.Ди Фалько:
А также специалистом по связям с общественностью в сфере политики. У тебя богатый арсенал разнообразных возможностей. Как тебе удается сочетать все эти виды деятельности?Бегбедер:
Это не всегда просто. Пытаюсь их разграничить. Например, как критик я никогда не говорю о книгах, выпущенных издательством, в котором работаю. Ни прямо, ни косвенно. Поясняю: когда роман Мориса Дантека был опубликован «Галлимаром», я мог о нем написать, так как это не фламмарионовское издание. Но поскольку другая его книга одновременно вышла во «Фламмарионе», я не позволил себе высказаться о галлимаровской публикации. Видишь, как сложно!Ди Фалько:
Не очень-то хорошо быть в числе твоих авторов, лишенных права на отзыв в твоей колонке.Бегбедер:
Это одно из условий морального договора, который я с ними заключаю.Другой пример: я член жюри премии «Флора». В 2003 году эту премию получила книга Пьера Меро «Млекопитающие», изданная «Фламмарионом», но при голосовании я воздержался. Книгу выбрали другие члены жюри, которым она очень понравилась. И тем не менее недоброжелатели сделали вывод: Бегбедер присуждает «свою» премию «своему» автору. Но это не моя премия и не мой автор. Тут нет никаких прав собственности. Видно, зря я занимаюсь столькими делами сразу, потому что в моей активности люди подозревают коррупцию.
Ди Фалько:
Твоя свобода чем-то ограничена?Бегбедер:
Пожалуй, да. Ее ограничивают правила, которые я сам для себя установил.