Актер молча снял с указательного пальца кольцо и положил, согласно приметам, на стол. Богоявленский благоговейно взял, рассмотрел: золото, сердоликовый камень, иудейские буквы.
Да, оно самое! Как на картинах Тропинина и Мозера, как на оттиске, что на десятках писем в Пушкинском Доме! Боже мой! Как он может не знать, не догадываться? А если вдруг его кто-то надоумит? Тогда пиши пропало: за кольцом будет куда более пристальный пригляд, и цена его, если вдруг начнешь торговаться, до небес взлетит. Поэтому действовать надо быстро, пока этот простак истинной ценности вещи не прочухал.
Скрепя сердце, он так же, через стол, вернул печатку хозяину.
Расставались они почти друзьями.
– Учтите, я теперь вцеплюсь в вас и больше не выпущу – по крайней мере, пока сценарий до полного блеска не доработаю, – говорил Богоявленский. – Скажите: когда и где мы встретимся снова?
– У меня сегодня вечером спектакль. Могу организовать контрамарку. Придете?
– Конечно.
– На два лица сделать?
– Кто же нынче в одиночку в театры ходит!
«Не хватало еще, чтоб Грузинцев стал подозревать: я скрытый голубой и поэтому его преследую. А найти спутницу для похода в театр не проблема. Это со зрителями мужского пола у нас вечно дефицит».
– Оставлю вам у администратора проходку.
– Мы и в грим-уборную к вам после спектакля пожалуем. Расскажем, что понравилось, что нет.
Это актеру не слишком пришлось по вкусу, и поэт поспешил объясниться:
– Ничто так ни производит впечатление на девушку, как знакомство со звездой.
– Гляди, – вмешался продюсер, адресуясь к Богоявленскому, – не рискуй! Грузинцев, звезда, девушку-то у тебя отобьет!
– Я знаю, – ответствовал ему поэт, – что Андрей Палыч женат и супругу свою любит.
– Истинно так! – подтвердил артист.
Он сказал, что ему пора бежать. Спросил, сколько должен за свое угощение.
– Я плачу как приглашающая сторона, – безапелляционно отстранил его Богоявленский.
Артист встал, еще раз сказал, что оставит контрамарку, и откланялся. Поэту он понравился, достойный противник: спокойный, хитрый, себе на уме, знающий себе цену.
Пока Грузинцев шел к выходу из ресторана, его перехватили две дамочки и упросили с ними сфотографироваться.
Когда они остались за столиком одни, продюсер с усмешкой вопросил:
– Как потом за базар отвечать будешь? Когда никакого сериала снимать так и не начнут?
– Как не начнут?! Я же тебе идею рассказал. Сам бог велел – записать за мной, да потом в сценарий облечь.
Петрункевич только хохотнул:
– Хочешь, сам изложи, синопсис рассмотрим.
– То есть мысль в принципе тебе понравилась?
– Я говорю: закрепи идею на бумаге. Разговоры вещь эфемерная, я их продать никому не сумею.
– Ну, ок. И если Грузинцев начнет спрашивать, буду втирать, что ты проектом вовсю занимаешься.
– Не знаю, что ты затеял, да и знать не хочу, но мужик ты не подлый, поэтому желаю тебе успеха. Да, пришлю тебе сценарий для переделки. И договор под него: двадцать процентов аванс, еще тридцать по сдаче и остальное – по приемке заказчиком. Ну, бывай. – Продюсер похлопал поэта по плечу и тоже поскользил к выходу, по пути доставая из кармана телефон.
Богоявленскому было немного неприятно, что тот держит себя с ним свысока: вот это похлопывание по плечу, «я пришлю тебе сценарий», «изложи на бумаге, и мы рассмотрим» и все такое. Но что делать – таковы нынешние времена: рулят те, у кого больше денег. А у Петрункевича их явно больше.
Поэт заказал капучино и немедленно взялся названивать, искать себе спутницу на вечер. Хоть он перед сотрапезниками и (главное) перед самим собой куражился, мол, компаньоншу отыскать не проблема, а все равно понимал: день в день сдернуть кого-то непросто. У всех свои дела и планы, а дамочки ведь еще и не любят сюрпризов. Обязательно подумают, когда их пригласишь: а как я нынче выгляжу? Подходяще ли одета для визита в театр? Достойна ли прическа? А маникюр? А как я пойду без свежей укладки? Да и вообще: стоит ли тратить вечер на Богоявленского, перспективны ли сейчас с ним отношения?
Поэтому первой поэт позвонил Кристине. Давно, лет чуть не пятнадцать назад, Кристинка, тогда совершенно юное существо, только что с университетской скамьи, устраивала его презентации в качестве пиарщицы издательства, где выходили его книги. И у книголюбов, и у издательств денег тогда было много, книжка печаталась немыслимым нынче тиражом в тридцать тысяч. Поэтому книгопродавцы закладывали в расходную часть рекламный бюджет.