Я всех их знал. История моих знакомств, серьёзных и не очень

Мама моя была не менее самоотверженная, чем мама Ромена Гари. Но жили они в разных странах, и к тому же у моей мамы не было таких коммерческих способностей. Она просто очень меня любила.

Прочитав роман Гари, я понял, что так же хорошо я не напишу, но захотелось выполнить обещание, данное самому себе, – написать про свою маму.

Мои родители приехали в Москву из маленького городка с известным названием Бердичев. Её звали Поля, его – Моисей. Семья мамы была бедной, пятеро детей. Четыре сестры и брат. Семья папы – обеспеченная. Папин отец был управляющим на мельнице у какого-то помещика.

Дедушка каждый вечер сидел за столом, пил чай и приговаривал:

– Какой хороший, вкусный и полезный чай. Вот если этот чай пить сто двадцать лет подряд, то можно долго прожить.

Но долго прожить им не удалось. Немцы захватили Бердичев и почти всех жителей уничтожили, о чём подробно написано в книге Гроссмана «Жизнь и судьба». Я читал письма моего отца с фронта, где он выражал надежду, был уверен, что родители его из Бердичева успели уехать. Нет, не успели.

Мама с папой знакомы были с детства, но встречаться начали только в Москве, в начале 30-х годов. Папа был строителем – прорабом. Руководил строительством мехкомбината в Ростокине. Комбинат работает по сей день. А ещё построил два павильона на ВДНХ. И дом, в котором я прожил двадцать лет, тоже построил он, для ИТР (инженерно-технических работников).

Я родился 5 мая 1940 года. Маме было двадцать пять лет, папе – тридцать.

В 1941 году он ушёл добровольцем на фронт. Каким-то образом, наверное получив отпуск, он вёз нас с мамой на пароходе в эвакуацию. Там, на пароходе, я схватил кастрюлю с кипящей лапшой и опрокинул на себя, ошпарив голову. Отец схватил меня и, не слушая дурацких советов, побежал искать врача. Нашёл и спас меня.

У меня есть письмо моего папы сестре, где он пишет: «Разве я мог когда-нибудь подумать, что мой сын будет голодать». Однако так и было, мы жили впроголодь.

У меня сохранились фото моих родителей. Мама лет пятнадцати, худенькая, стройная. Отец лет двадцати трёх, довольно красивый, хорошо сложенный парень, щеголевато одетый. И вот они вдвоём, уже муж и жена.

Удивительное дело. Оба довольно красивые молодые люди. Я в чём-то похож на маму, в чём-то – на отца. Но я почему-то, при всей похожести на них, красивым не получился. И у отца, и у мамы носы прямые, а у меня какой-то изогнутый. Ну, в общем, ни в мать ни в отца…

Однако, когда мы жили в Ростокино, все, кто работал под началом у моего отца, говорили, что я на него очень похож, а потом мои друзья, которые отца моего не видели, утверждали, что я очень похож на маму.

Во всяком случае, смеялись мы одинаково заразительно. Когда моя мама смеялась, все вокруг тоже начинали смеяться.

В 1943 году отец пропал без вести, где-то под Курском. Он был артиллерийским капитаном. Я читал его письма с фронта – сплошные походы, стёртые ноги, больная спина, но он бодрился, писал, что бьют немцев, и был уверен в победе. Но, к сожалению, не дожил до неё. И в каждом письме расспросы обо мне.

Мама осталась одна. Бабушка, дедушка и три её сестры после возвращения из эвакуации жили на Сельскохозяйственной улице. А мы с мамой жили в Ростокино. Мама с работы ехала за мной к бабушке, а потом на санках зимой везла меня в Ростокино, и на мне лежали дрова. Мы ведь жили в бараке, хотя и для ИТР. Вода была в сорока метрах от дома, а туалет – в пятидесяти. Никакого водопровода, никакой ванной не было, обогревались печкой. На кухне был курятник наших соседей, и стоило больших усилий убрать этот курятник во двор.

Году в 46-м нас ещё и обокрали. Залезли в окно и всё, что могли, утащили. Так что из бедных мы превратились в нищих. С тех пор мне остались только две вещи – настольно-карманные швейцарские часы и настольная старинная лампа. Часы, видно, воры не нашли, а лампу тащить было неудобно. И на том спасибо.

В 1947 году у меня появился отчим. Он был братом маминой подруги. Он недавно вернулся из армии. Семья его погибла. Мама тоже была одинока. Вот их и познакомили.

Отчим мой, Ефим Вениаминович, был маленький, худенький и совсем невзрачный. А мама была женщиной интересной. Но тогда выбирать не приходилось, надо было меня воспитывать, на что-то жить, вот она ради меня и вышла замуж за дядю Ефима. Я так его и звал. Отчим был мне совсем чужим человеком. Он был неразговорчив. Обладал хорошими математическими способностями, отличной памятью. До войны и на войне работал бухгалтером. Родственники устроили его к себе в артель, и мы стали прилично жить. И даже мама с ним в 50-х годах ездила в Кисловодск, в санаторий, и даже в Сочи. И там за ней ухаживал солист оперного театра Нэлепп. Был тогда такой знаменитый певец-тенор. Именно отчим обеспечил мне безбедное детство. Я даже однажды ездил в пионерлагерь «Артек», что для того времени было мечтой всех детей, да и родителей.