Я выбираю свободу!

В нужную пещеру попал вовремя. Не экономя сил, отшвырнул водника подальше от лежащей на земле хрупкой фигурки. Отбросил удачно: кажется, в дальней стороне пещеры имелась глубокая яма, куда его и смахнуло. Впрочем, я не слишком-то обольщался на сей счет, он наверняка успел сгруппироваться и поставить щит. Но, по крайней мере, я выиграл небольшую фору, которую потратил на то, чтобы добраться до Тилль.

— А ты что тут делаешь?! — опешил я, обнаружив рядом с ней Таналиора.

— Не отвлекайся, — отмахнулся он. — Девчонку я вытащу, а ты побереги себя. Она же меня по пробуждении загрызет в случае чего, — иронично заметил он.

Ответить я не успел — щит содрогнулся от удара, пришлось вновь отвлечься на стихийника. Но краем глаза все равно видел, как Тай достаточно бесцеремонно взвалил драгоценную ношу на плечо и поспешил к выходу.

Этому хаоситу я доверял безоговорочно — наверное, ему единственному из всех живущих — поэтому, стоило ему покинуть пещеру, полностью сосредоточился на насущном вопросе и собственном противнике. Да и тревога, терзавшая меня до сих пор, выветрилась теперь почти бесследно.

В мгновение паузы я услышал, как Налатин грязно выругался себе под нос, образно пожелав мне мучительной смерти, а потом мы уже не разговаривали.

Сражаться в замкнутом помещении, да еще под землей, тяжело. Точнее, тяжело это для огневиков и воздушников, которым требуется открытое пространство, а вот специалисту по магии земли пещера существенно облегчила бы задачу. Да и мой «перекошенный» к воде противник сейчас находился в выигрышном положении: пещера не была глухой, она сообщалась с бесчисленными переходами и тоннелями, проеденными в рыхлой породе водой, имевшейся здесь в изобилии. И своим преимуществом сильный и опытный маг не воспользоваться не мог.

Я искренне недоумевал, как за все годы войны мы умудрились ни разу не встретиться? Наверное, богам было неугодно познакомить нас заранее, гораздо интереснее показалось столкнуть лбами две противоборствующих силы именно вот так, один на один, на самом краю.

Ему некуда было бежать и нечего терять, кроме своей жизни. А меня согревала мысль, что я в любом случае оказался здесь не напрасно, потому что точно знал: Тилль жива и будет жить. И дрался я в основном за это, сейчас это казалось особенно важным, а все прочее почти не имело смысла.

Первые пробные удары позволили оценить расклад сил. В общем-то подтвердились изначальные предположения, здесь и сейчас преимущество оказалось на стороне Налатина. У меня имелся только один шанс выжить: отпустить его почти без боя. Я мог отступить к выходу и выбраться на открытое пространство, где наши шансы сравнялись бы, но он точно не последовал бы за мной, а предпочел бы уйти через подземные источники.

Но жизнь приучила не оставлять за спиной живых врагов. А в данном случае я знал, что Налатин не затаится в глуши и не оставит свои планы, наверняка пожелает отомстить. Допустить подобного я не мог — не из-за себя, из-за Тилль.

Любое единоборство — это противостояние в первую очередь с разумом противника, а не с его силой. С привычками, со сложившимися стереотипами, с личными качествами и опытом, поэтому половина успеха даже не в силовом превосходстве и умении, а в понимании тактики и способности предсказать действия врага. Если успеешь быстро просчитать, даже здорово уступая в силе, сможешь победить.

Когда он понял, что отпускать его я не намерен, ожидаемо использовал козырь, который мне нечем было бить: позвал родную стихию, воду, наполнявшую трещины в скале глубоко под нами. Рисковал; хрупкие каменные своды могли не выдержать напора стихии. Кажется, он надеялся, что я попытаюсь сбежать, спасая свою жизнь. Но я даже не подумал воспользоваться этим выходом и сделал единственное, что оставалось сейчас в моих силах: постарался, умирая, забрать противника с собой.

Я опередил его на считаные мгновения, просто потому, что сила, к которой взывал Налатин, находилась снаружи и далеко, а моя — внутри.

Это оказалось неожиданно приятное, упоительное ощущение — махом, в одном последнем ударе выплеснуть всю силу до последней капли. Воздух в небольшой пещере выгорел мгновенно, но магическое пламя, растапливающее камень, в нем не нуждалось. На какие-то мгновения каменный мешок превратился в жерло вулкана, сердцем которого был я — а потом скала все же не выдержала разрывающих ее противоборствующих сил.

Подступившая вплотную вода, подстегнутая магией Налатина, столкнулась с моим пламенем — и мгновенно вскипела. Громыхнуло. Чудовищный по своей силе взрыв расколол скалу, выплескивая наружу ошметки камней, пламени и пара.

Кажется, именно так происходит взрыв парового котла?

Эта отстраненная мысль оказалась последней мыслью угасающего сознания.

Впрочем, нет, не последней, еще я успел осознать, что справился с задачей. Видел, как стихийника, стоящего в непосредственной близости к эпицентру, буквально разорвало на части. Я почувствовал удовлетворение и противоестественное спокойствие от осознания этого факта, а потом меня накрыл обломок скалы — и наступила темнота.

Тилль