Я выжил в Сталинграде. Катастрофа на Волге

24 января последний транспортный самолет, битком набитый ранеными, поднялся в воздух со вспомогательного аэродрома в поселке Сталинградский, который после потери в середине месяца аэродрома в Питомнике был поспешно оборудован в результате самоотверженных усилий едва державшихся на ногах солдат тыловых служб. В общей сложности наши летчики с начала битвы в «котле» вывезли по воздуху около 40 тысяч раненых и специалистов. И здесь, в Сталинградском, – как ранее у последних самолетов, вылетавших из Питомника, – на взлетной дорожке разыгрывались душераздирающие панические сцены, когда русские были уже на подходе и отчаявшиеся люди штурмом брали готовые к взлету машины, цепляясь за шасси и фюзеляжи самолетов, питая безумную надежду вырваться из когтей смерти.

Снабжение по воздуху давно уже было парализовано. Прекратилось всякое централизованное распределение доставляемых на самолетах продуктов и других грузов. Поскольку о приеме новых самолетов нечего было и думать, в последнее время над площадками, освещенными прожекторами, по ночам лишь сбрасывались контейнеры с продовольствием. Однако рейсы транспортных самолетов были связаны с величайшими трудностями, поскольку летчикам после 300-километрового рискованнейшего полета над вражеской территорией приходилось мужественно преодолевать густую завесу огня русских зениток и, кроме того, выбор целей зависел от условий погоды и поведения противника. Самоотверженная помощь неутомимых и отважных летчиков транспортной авиации в общем почти что была бесполезной. К тому же сбрасываемые с самолетов контейнеры тут же захватывали отдельные подразделения. В условиях усиливающегося разложения и приближающейся катастрофы своя рубашка была ближе к телу.

Русские со всех сторон подступали к окраинам Сталинграда. Железное кольцо уничтожения все туже стягивалось вокруг того места, где завершалась ужасная трагедия обреченной на смерть армии. Сцена действия этой ужасной трагедии таила в себе что-то жуткое и призрачное. То была гигантская груда развалин и обломков – Сталинград, более чем на 20 километров растянувшийся вдоль высокого правого берега Волги, мрачный, мертвый город, кровоточащий тысячью ран. На протяжении полугода разрушение и смерть справляли здесь свои оргии, не оставив после себя ничего, кроме разорванных каркасов домов, голых стен, вздымающихся к небу заводских труб над обширными полями обломков, сгоревших заводов, бесформенных кусков цемента, вывороченного асфальта, погнутых трамвайных рельсов, взгромоздившихся на разбитые вагоны, вздыбленного металла, искромсанных остатков деревьев в бывших скверах, на которых сохранились обломки советских скульптур, следов пожаров и тления. А под этой жуткой каменной пустыней из скелетов домов простиралось призрачное подземное царство глубоких подвалов, погребов, нор и траншей. Туда зарылась жизнь, над которой нависла мрачная тень вездесущей смерти. Это было место ужасных страданий и гибели многих десятков тысяч несчастных, покинутых, беспомощных людей. Каждая яма, каждый погреб, каждый подвал, каждое убежище были до отказа забиты.

И над всем сталинградским полем руин висел почти непрекращающийся артиллерийский и минометный огонь, который, равно как и повторяющиеся все время воздушные налеты, вызывал все новые жертвы среди сгрудившихся в центре города солдат умирающей армии, которая в последнюю неделю января переживала здесь ад на земле.

Полчище раненых и больных быстро возрастало прямо-таки до чудовищных размеров. Когда русские ворвались в район Гумрака и всеобщее паническое бегство к Сталинграду достигло своего апогея, командование 6-й армии было вынуждено все-таки отменить свой прежний приказ, разрешив наконец при отступлении оставлять раненых – правда, без врачей и санитаров, что было страшной жестокостью по отношению к ним. Но пункты сбора раненых, санчасти и лазареты в городе были и без того битком забиты. Теперь они оказывались не в состоянии вместить всех нуждающихся в помощи. Пожалуй, добрую половину оставшихся еще в живых, то есть свыше 50 тысяч человек, составляли больные и раненые, и тысячи людей оставались без ухода и помощи, так как не хватало перевязочного материала, медикаментов, морфия, помещений. Напрасно бесчисленные умирающие молили дать им какое-нибудь средство, которое утолило бы боль или вообще положило бы конец их страданиям. Врачи, санитары и похоронные команды не справлялись с порученным им делом.