Я взлечу

Брат выжимает швабру и тащит ведро к кладовке, но Кайла останавливает его.

– Ну уж нет, ты не домыл.

– Где это?

– Например, вот тут. – Она показывает на пятно на полу. – Смотри, грязь.

– Это крошечное пятнышко? – щурится брат.

Кайла забирает у него швабру.

– Вот видишь, уборка – это не твое, не лезь.

– Не мое?

– Не твое!

Трей улыбается и быстро целует ее в губы.

– А вот это – мое?

– Хм… – Она постукивает пальцем по подбородку. – Я еще не решила.

Трей со смехом целует ее еще раз.

Наверно, мне не стоит за ними подсматривать, но я не могу не смотреть. Не потому что меня прут чужие тайны – я давно не видела брата таким счастливым. Глаза у него сверкают, и он смотрит на Кайлу с такой широкой улыбкой, что хочется тоже улыбнуться. Нельзя сказать, что в последние месяцы он был в депрессии или хандрил, но я смотрю на него сейчас и понимаю, что счастлив он точно не был.

Кайла, ненадолго оторвавшись от него, замечает в дверях меня.

– Трей.

Он тоже смотрит на дверь. Его глаза тускнеют, улыбка пропадает, и он снова берется за швабру.

– Бри, что ты здесь делаешь?

Я вдруг чувствую, что лишняя здесь. С Треем такого раньше не бывало. Рядом с ним я всегда чувствовала себя как дома, даже когда дома у нас не было.

– Можно поговорить? – прошу я.

Он моет пол, не поднимая глаз. Кайла берет его за руку.

– Трей, – твердо говорит она.

Он отрывается от мытья. Между ними происходит безмолвный разговор из одних только взглядов. Трей длинно выдыхает через нос.

Кайла, встав на цыпочки, целует его в щеку.

– Пойду спрошу, не надо ли помочь Сэл с прилавком.

На прощание она грустно мне улыбается, как улыбаются людям, потерявшим близкого. Это она что, из-за тети Пуф?

Трей продолжает мыть пол, как будто меня здесь нет. Я подхожу поближе – никакой реакции.

– Что-то случилось? – спрашиваю я, немного боясь ответа. Несколько слов – и моя жизнь окончательно встанет с ног на голову. – Что-то с Джей?

– С мамой, – поправляет он, работая шваброй.

Не знаю, почему мне до сих пор не дается это слово.

– Как она?

– Когда я выходил, была у себя.

– Понятно. – Мне стыдно, но я чувствую облегчение. – От тети Пуф есть вести?

– С ней еще работают. Бри, чего тебе надо?

Что это с ним? Раньше мне никогда не приходилось объяснять, зачем я к нему пришла.

– Просто хотела поговорить.

– Ты сегодня уже наговорилась. – Его слова бьют сильнее пощечины.

Значит, это он из-за передачи. Почему я никогда не задумывалась, что одним из нескольких тысяч ее слушателей может оказаться мой брат?

– Трей, я все объясню.

Он ставит швабру в ведро и выпрямляется.

– Да ладно? Объясни, пожалуйста, почему ты вела себя как дура в прямом эфире?

– Он специально меня выводил!

– Я же говорил тебе, не срывайся на все подряд! Говорил или не говорил?

– Мне что, молча терпеть всю эту грязь?

– Можно постоять за себя, не позорясь! – отвечает он. – Сперва видео в инстаграме[12], теперь это. В кого ты превратилась?

И этот человек – мой брат? Выглядит похоже, но говорит совсем иначе.

– Ты меня даже не поддержишь? – почти шепотом спрашиваю я. – За что ты так на меня зол?

Он чуть не швыряет в меня шваброй.

– Да я задолбался рвать ради тебя жопу! Я таскаюсь на эту работу, беру лишние смены, чтобы у тебя была еда! А ты берешь и просираешь все свои шансы хоть кем-то стать просто потому, что не можешь хоть разок прикусить язык!

– Я просто пытаюсь выбраться из нищеты! – Мой голос дрожит, но все равно выходит очень громко.

Из глаз Трея уходит злость, и я наконец узнаю взгляд моего старшего брата.

– Бри…

– Трей, я устала! – Глаза щиплет от слез. – Устала не понимать, что будет дальше. Устала бояться! Хватит!

Шаркают шаги, и меня крепко обнимают. Я утыкаюсь лицом Трею в рубашку. Он гладит меня по спине.

– Не сдерживайся.

Я кричу до боли в горле. Я уже лишилась тети Пуф. Не знаю, не лишусь ли мамы. Сегодня меня лишили достоинства и самообладания, и кто знает, что теперь будет. Я лишилась всего! И теперь лишаюсь последней воли к тому, чтобы искать выход.

Трей отводит меня на задворки кухни, в свой закуток. Иногда я захожу к нему на работу и застаю его там: он сидит на полу, втиснувшись между холодильником и дверью кладовки. Говорит, что только там можно побыть в тишине и покое.

Трей садится на пол и помогает мне сесть рядом. Я кладу голову ему на колени.

– Прости, что я для тебя обуза.

– Обуза? – переспрашивает Трей. – С чего ты взяла?

Да я всю жизнь это вижу. Когда Джей было плохо, она отсиживалась у себя по нескольку дней. Трей тогда не мог дотянуться до некоторых кухонных шкафчиков, но всегда следил, чтобы у меня была еда, расчесывал мне волосы и одевал в садик. Ему было десять. Это была вообще не его забота! Потом, когда мы жили у дедушки с бабушкой, он продолжал обо мне заботиться: каждый день читал мне перед сном, водил в школу и забирал. Если мне снились кошмары, где снова стреляли в отца, Трей прибегал ко мне, успокаивал и помогал снова заснуть.

Он стольким ради меня пожертвовал! Теперь я обязана преуспеть, чтобы он мог жить полной жизнью.

– Ты всегда обо мне заботился, – говорю я.

– Да, Капелька, потому что я так хотел. Ты не обуза. Ты самый ценный дар.