Читаем Я жил в суровый век полностью

— Вот-вот, — говорит мать, — вместо того, чтобы отчитать сына, учишь его шалить! Сразу видно, что днём тебя не бывает дома. Ты им всё прощаешь.

— Папа, — просит девочка, — ещё ножку!

И Мишель, не думая о том, что его жаркое стынет, кормит детей, а потом, счастливый и довольный, с нежностью смотрит на своё семейство.

Жюльетта, немного успокоившись, пожимает плечами.

— Что с тобой? Что ты так смотришь на меня? Как будто никогда меня не видал.

Мишель невольно думает о завтрашнем дне, о том, что он постоянно рискует больше не увидеть эти три дорогих ему существа.

— Ты такая красивая, — говорит он.

— Вот глупый!

Но сама улыбается и придвигает к нему свой стул.

VIII

— Ну, рыболовы, чем вас угостить?

— Четыре рюмки коньяка.

— Я не имею права подавать спиртное.

— Но мы одни, никого нет...

— Ладно, подам коньяк в чашках, только сядьте в уголок, где потемнее.

— Дело в том, что не мешает присмотреть за велосипедами.

— Да, по нынешним временам они легко могут испариться.

— То-то и есть, мы уже научены горьким опытом.

— Ну что же, тащите их сюда и поставьте в угол.

— Спасибо.

В маленьком кафе у Лионского вокзала Рэймон, Арман, Виктор и Мишель сидят среди бесчисленного количества удочек, сачков и прочих рыболовных принадлежностей.

— Куда рыбачить отправляетесь? — спрашивает хозяин кафе, добродушный толстяк.

— Не больно далеко, — отвечает Рэймон.

— На Марну или на Сену?

— На Марну.

— За какой рыбой?

Рэймон приходит в замешательство, но Виктор, сведущий в этом вопросе больше других, вступает в разговор с видом знатока.

— У нас с собой мотыль, червяки и зерно.

— Поздновато для зерна. Попробуйте лучше ловить пескарей на червяка, — советует хозяин.

— Я так и думал.

— Можно ещё закинуть удочку на щуку — я вижу, какое у вас снаряжение. Я езжу по вторникам, кафе в этот день закрыто. На прошлой неделе я поймал щуку в три фунта. И подумайте, поймал-то я её на распаренную рожь...

Его не остановить. Но, к счастью, к стойке подходит кондуктор автобуса и ещё два посетителя. Они громко говорят с хозяином, не обращая внимания на рыболовов. Наши друзья пользуются этим, чтобы ещё раз всё оговорить.

— Все получили по бидону? — тихо спрашивает Рэймон.

— Да.

— Заложили взрывчатку в рули?

— Заложили.

— Хорошо. Но где же скотина Жежен? Где он шляется?

— Едем без него, — предлагает Виктор.

— Нельзя. У него шнур.

В эту минуту в зале появляется юный Жежен в огромных башмаках, в старых штанах для гольфа, в кожаной тужурке и в огромной шляпе.

— А вот и Тартарен! — весело восклицает Виктор.

Вновь прибывший сверх меры нагружен принадлежностями рыбной ловли, не соответствующими его росту, и действительно похож на героя Додэ. На ремне за спиной — огромная ивовая корзина. На плече — удочки в чехле, которые бьют его по пяткам. А надо всем этим — гигантский сачок.

Товарищи не могут удержаться от смеха.

— Кого ты снарядился ловить? — спрашивает Рэймон. — Кита что ли?

— Не беспокойтесь, пожалуйста, — отвечает обиженный Жежен. — Я ещё дам вам всем очко вперёд.

И тихо добавляет:

— Шнур — на дне корзинки. Всё остальное спрятано, как ты велел.

— Очень хорошо, не будем задерживаться.

Вся пятёрка навьючивает свои принадлежности на велосипеды и покидает кафе, а хозяин напутствует их традиционной формулой охотников и рыболовов:

— Не буду вам желать удачи, а скажу: ни пуха ни пера.

Через десять минут они все вместе катят по Вэнсенскому лесу.

Рэймон останавливает свою группу в пустынном месте и даёт первые инструкции.

— Выехав из леса, мы поедем по дороге на Корбэй, через Шарантонский мост и Альфорвиль и пересечём Дравэй. После Вилльнев-Сен-Жорж надо будет свернуть направо. Арман знает дорогу, мы пошлём его вперёд с Мишелем. Жежен везёт главный груз, он поедет следом. А я с Виктором — позади. Если что-нибудь случится, мы друг друга не знаем. Сейчас половина девятого. Встретимся около одиннадцати. Кто приедет первым, ждёт остальных.

— А где встретимся?

— В первом кафе направо при въезде в Корбэй.

***

Час дня, задний зал ресторанчика в Корбэе. Пятеро товарищей кончают завтракать. Завтрак принял почти торжественный характер: перед тем как идти навстречу опасности, люди полны взаимной нежности, которой никогда не ощущали раньше.

— Хотите ещё есть? — спрашивает Рэймон.

— Я бы заказал ещё порцию жаркого, — отвечает Жежен.

— Пользуйся случаем, дружок, не каждый день бывает праздник.

— Я часто замечал, — говорит Мишель, — что хороший обед проясняет мысли и одновременно придаёт уверенность.

— Совершенно с тобой согласен, — отвечает Виктор. — Например, солдат всегда рад поесть.

— Мы тоже солдаты.

— К сожалению, так нам приходится есть не каждый день.

— Торопитесь, — говорит Рэймон, — скоро надо трогаться.

— Можно спросить хорошего кофе?

— Если хотите, мой кредит ещё не исчерпан. Кстати, надо будет каждому написать счёт на купленные рыболовные принадлежности.

— Мне это труда не составит, — говорит Жежен. — Я всё взял у дяди.

— И он дал тебе?

— А я у него не спрашивал. Воображаю, какой он поднимет крик, когда заметит, что я продолбил его самую большую удочку.

— Ладно, если нужно, мы ему купим другую.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне
Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

Книга представляет собой самое полное из изданных до сих пор собрание стихотворений поэтов, погибших во время Великой Отечественной войны. Она содержит произведения более шестидесяти авторов, при этом многие из них прежде никогда не включались в подобные антологии. Антология объединяет поэтов, погибших в первые дни войны и накануне победы, в ленинградской блокаде и во вражеском застенке. Многие из них не были и не собирались становиться профессиональными поэтами, но и их порой неумелые голоса становятся неотъемлемой частью трагического и яркого хора поколения, почти поголовно уничтоженного войной. В то же время немало участников сборника к началу войны были уже вполне сформировавшимися поэтами и их стихи по праву вошли в золотой фонд советской поэзии 1930-1940-х годов. Перед нами предстает уникальный портрет поколения, спасшего страну и мир. Многие тексты, опубликованные ранее в сборниках и в периодической печати и искаженные по цензурным соображениям, впервые печатаются по достоверным источникам без исправлений и изъятий. Использованы материалы личных архивов. Книга подробно прокомментирована, снабжена биографическими справками о каждом из авторов. Вступительная статья обстоятельно и без идеологической предубежденности анализирует литературные и исторические аспекты поэзии тех, кого объединяет не только смерть в годы войны, но и глубочайшая общность нравственной, жизненной позиции, несмотря на все идейные и биографические различия.

Алексей Крайский , Давид Каневский , Иосиф Ливертовский , Михаил Троицкий , Юрий Инге

Поэзия
«Может, я не доживу…»
«Может, я не доживу…»

Имя Геннадия Шпаликова, поэта, сценариста, неразрывно связано с «оттепелью», тем недолгим, но удивительно свежим дыханием свободы, которая так по-разному отозвалась в искусстве поколения шестидесятников. Стихи он писал всю жизнь, они входили в его сценарии, становились песнями. «Пароход белый-беленький» и песни из кинофильма «Я шагаю по Москве» распевала вся страна. В 1966 году Шпаликов по собственному сценарию снял фильм «Долгая счастливая жизнь», который получил Гран-при на Международном фестивале авторского кино в Бергамо, но в СССР остался незамеченным, как и многие его кинематографические работы. Ни долгой, ни счастливой жизни у Геннадия Шпаликова не получилось, но лучи «нежной безнадежности» и того удивительного ощущения счастья простых вещей по-прежнему светят нам в созданных им текстах.

Геннадий Федорович Шпаликов

Поэзия / Cтихи, поэзия / Стихи и поэзия