Читаем Я жил в суровый век полностью

По указанию Рэймона пятеро товарищей с велосипедами и всем рыболовным снаряжением вступили в запретную зону. Они подошли к тропе и после прохода патрулей без труда пересекли её.

Теперь они сидят среди папоротников и колючего кустарника, метрах в тридцати от караульной тропы, по другую её сторону.

— Приготовьте револьверы и кинжалы, достаньте взрывчатку, — шёпотом командует Рэймон.

Они достают всё своё богатство: 16 патронов взрывчатки, 8 детонаторов, 12 капсулей-детонаторов, 20 метров шнура, 8 мотков изоляционной ленты.

— Вот что я ещё принёс, — говорит Жежен, вынимая из своей сумки зажигательную трубку замедленного действия, рассчитанную на шесть часов.

— Дай сюда, — говорит Рэймон и суёт её в карман. — Теперь слушайте: Мишель останется здесь сторожить велосипеды, а мы разделимся на две группы. Арман и Жежен пойдут к правой, северной, мачте. Виктор и я возьмём на себя левую, южную. Мы находимся сейчас в трёхстах или четырёхстах метрах от ближайшей мачты. Двадцать минут туда, двадцать обратно, столько же на то, чтобы заложить взрывчатку. Мы должны вернуться около четырёх. Но могут быть всякие неожиданности.

— Я предпочёл бы пойти с вами, — говорит Мишель.

— Нельзя. Кто-нибудь должен остаться здесь. Если в пять часов нас не будет, значит, мы арестованы; но этого не случится.

— А если придут боши?

— Здесь они тебя искать не будут.

— Что брать с собой? — спрашивает Арман.

— Половину всего возьмёте вы, половину — мы. И главное, помните, разомните взрывчатку так, чтобы она плотно пристала к тому месту, в которое вы её вложите. Всуньте детонатор и шнуром соедините его с запалом. Надо считать два патрона на один устой. Так будет вернее.

— Понятно.

— Помните, у нас всего в обрез. В особенности берегите запалы. Это самое драгоценное. Если сможете, постарайтесь сэкономить один-два. Достаточно соединить шнуром несколько патронов с одной палочкой. Я уже показывал вам, как это делается.

— Знаем.

— А как быть с тросами?

— Возможно, их не придётся трогать. Увидим на месте. А если понадобится, возьмите немножко взрывчатки из того количества, которое заложите под устои.

Они делят всё поровну и собираются в путь.

— Подождите, — говорит Рэймон. — Если одна из групп будет по дороге задержана, приказ: огнестрельного оружия не применять.

— Почему?

— Потому что это лучший способ поднять тревогу и подвести остальных.

— А что же делать?

— Если караульные вас остановят, прикиньтесь дурачками и подпустите их поближе. Конечно, это не значит, что надо сдохнуть без сопротивления. Надо попытаться управиться холодным оружием, без шума. Это строжайший приказ. У вас есть кинжалы. Их действие почти мгновенно. Пустите их в ход. Это относится и к тебе, Мишель.

Все четверо одновременно почувствовали, что бледнеют, но никто и глазом не моргнул.

Рэймон спокойно смотрит на них. Они, вероятно, не подозревают, что в эту минуту, являя им образ подлинного командира, сам он черпает силы в них.

— Вперёд, ребята, — говорит он, — и не забывайте, что вы — французские франтирёры и партизаны.

***

Рэймон и Виктор, раздвигая ветки, медленно и осторожно пробираются по леску.

— Не шевелись, — шепчет вдруг Рэймон.

Они остановились одновременно и насторожились. Рэймон — он идёт впереди — схватился за рукоятку кинжала.

— Это мы сами поднимаем шум, наступая на сухие ветки, — говорит он, прислушавшись.

Сквозь листву и высокую траву видны мачты. Кажется, что ближайшие из них всего в нескольких метрах.

Оба снова идут вперёд, стараясь не ступать на сухие ветки. Лесок редеет. Кролик, выскочивший неизвестно откуда, стрелой мчится прочь. Оба вздрагивают. Когда испуг проходит, Рэймон присаживается на корточки и жестом подзывает товарища, показывая тому, чтобы он нагнулся. Виктор подходит, низко пригнувшись. Перед ними среди кустарника возвышаются мачты.

— Смотри, не задевай папоротников, а то они качаются, — шепчет Рэймон.

Метров двадцать они ползут на четвереньках. Мачты будто всё на том же месте.

— Мы, должно быть, уклонились вправо, — шепчет Виктор.

Рэймон, не отвечая, поворачивает налево. Он проползает ещё немного, время от времени приподнимая голову, потом останавливается. Виктор с трудом нагоняет его.

— Чёрт!

Перед ними — огромное пространство, ровное, как поле аэродрома. Там и сям посреди пустыря пятна зелени. Ширина этого поля с полкилометра, а в длину оно кажется бесконечным. Рэймон и Виктор находятся как раз в юго-восточном углу лесистой полоски, окружающей эту часть поля радиостанции.

На глаз мачты расположены в трёхстах или четырёхстах метрах друг от друга, но расстояние, отделяющее их от опушки леса, наверняка короче.

Они стоят на каменных основаниях и поддерживаются по углам натянутыми тросами, которые в свою очередь вделаны в бетонные крепления.

— Что ты скажешь, — ворчит Рэймон. — На каждом углу семь тросов, заделанных в три бетонных крепления. На каждую мачту приходится, значит, двадцать восемь тросов и двенадцать креплений. И всё это расположено на совершенно открытой местности.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне
Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

Книга представляет собой самое полное из изданных до сих пор собрание стихотворений поэтов, погибших во время Великой Отечественной войны. Она содержит произведения более шестидесяти авторов, при этом многие из них прежде никогда не включались в подобные антологии. Антология объединяет поэтов, погибших в первые дни войны и накануне победы, в ленинградской блокаде и во вражеском застенке. Многие из них не были и не собирались становиться профессиональными поэтами, но и их порой неумелые голоса становятся неотъемлемой частью трагического и яркого хора поколения, почти поголовно уничтоженного войной. В то же время немало участников сборника к началу войны были уже вполне сформировавшимися поэтами и их стихи по праву вошли в золотой фонд советской поэзии 1930-1940-х годов. Перед нами предстает уникальный портрет поколения, спасшего страну и мир. Многие тексты, опубликованные ранее в сборниках и в периодической печати и искаженные по цензурным соображениям, впервые печатаются по достоверным источникам без исправлений и изъятий. Использованы материалы личных архивов. Книга подробно прокомментирована, снабжена биографическими справками о каждом из авторов. Вступительная статья обстоятельно и без идеологической предубежденности анализирует литературные и исторические аспекты поэзии тех, кого объединяет не только смерть в годы войны, но и глубочайшая общность нравственной, жизненной позиции, несмотря на все идейные и биографические различия.

Алексей Крайский , Давид Каневский , Иосиф Ливертовский , Михаил Троицкий , Юрий Инге

Поэзия
«Может, я не доживу…»
«Может, я не доживу…»

Имя Геннадия Шпаликова, поэта, сценариста, неразрывно связано с «оттепелью», тем недолгим, но удивительно свежим дыханием свободы, которая так по-разному отозвалась в искусстве поколения шестидесятников. Стихи он писал всю жизнь, они входили в его сценарии, становились песнями. «Пароход белый-беленький» и песни из кинофильма «Я шагаю по Москве» распевала вся страна. В 1966 году Шпаликов по собственному сценарию снял фильм «Долгая счастливая жизнь», который получил Гран-при на Международном фестивале авторского кино в Бергамо, но в СССР остался незамеченным, как и многие его кинематографические работы. Ни долгой, ни счастливой жизни у Геннадия Шпаликова не получилось, но лучи «нежной безнадежности» и того удивительного ощущения счастья простых вещей по-прежнему светят нам в созданных им текстах.

Геннадий Федорович Шпаликов

Поэзия / Cтихи, поэзия / Стихи и поэзия