Я живой!

Помощники бородатого сделали два выстрела в сторону окна, что было, скорее, жестом отчаяния, нежели продуманным действием. Один тут же засел за бензоколонку с надписью «92», второй прижался к стене, в двух метрах от окна.

Когда я подошла к раненному, он завизжал от страха.

«Неужели я так плохо выгляжу?», — подумала Я-человек, несколько уязвленная реакцией мужчины.

«А ты что, с ним трахаться собралась?», — с сарказмом отозвалась хищная самка, сворачивая шею бородатому, после чего вытащила нож из-за его голенища и тихо скользнула к следующей жертве.

Того, что стоял у колонки я бы могла прирезать бесшумно… но мне хотелось услышать вопль боли законной добычи, поэтому я подкралась к нему сзади и воткнула нож ему в печень. К моему разочарованию, он почти не кричал — видимо, болевой шок его убил быстрее, чем смертельная рана.

Внутри помещения заправки раздавались звуки возни. Мертвяка я учуяла сразу, как только подошла к зданию, видимо человек внутри не заметил, что он там не один. Изнутри раздался выстрел — видимо везучий беглец расправился с тварью.

Третий бандит, завидев меня с окровавленными руками, бросился бежать, даже не попытавшись сразиться, но я метнула в него нож… А так как у меня было мало опыта в обращении с метательным оружием, беглец получил в затылок не острием, а тяжеленной рукояткой, но этого хватило, чтобы сбить мужчину с ног. Перед тем, как перерезать грабителю горло, я с лихвой насладилась его истошным воплем и мольбами о пощаде.

Четвертого я убивать не собиралась — мяса хватит с запасом. Когда я повернулась лицом к окну (мало ли, вдруг человек пальнет сперепугу) и увидела его…

Сергей, совсем не опасаясь, медленно прошел мимо окна, держась за левую руку и не обращая на меня никакого внимания. И как я его сразу не узнала?

Дурное предчувствие кольнуло меня изнутри, заставив остатки человеческого во мне приструнить разошедшегося зверя. Я добежала до окна и перемахнула через него, мягко приземлившись на ноги.

Сергей сидел у стены, невидяще глядя перед собой. Он медленно вытащил из поясной кобуры пистолет и, так же медленно, приставил его к виску. Я бросилась к нему и обезоружила, затем сделала то единственное, что, по моему мнению, могло спасти последнего, пожалуй, близкого мне человека: я вцепилась зубами в запястье, схватила его за подбородок и приложила кровоточащую рану к его губам…

Ангел смерти — все равно Ангел.

— Я тебе говорю, классная девчонка.

— Знаю я твоих «классных девчонок», брат! Что-то твои «так себе», куда лучше, чем их «классные» подруги, которых ты мне все время подгоняешь.

— Дружище, поверь, ты будешь в восторге! Она — это нечто… О, кстати, вот и она.

Нежная музыка с незапоминающимся, но приятным мотивом разливается по залу. Она стоит в окружении подружек, спиной ко мне, немного покачиваясь в такт музыке. Легкое летнее платье грамотно подчеркивает прекрасную фигуру, и я с благодарностью смотрю на друга.

— Брат, ну ты даешь…

— А ты что думал?

— Думал, как всегда.

Друг смеется:

— Да я бы и сам к ней подкатил, но она Ленке сказала, что тащится от тебя.

Не помню её… Наверное, она не из нашей школы, пришла на бал с подружками.

— Иди, чего стоишь, как истукан.

«Подойду и просто приглашу на танец, — думаю я, внутри сгорая от стеснения. Как же она хороша. Я невольно скольжу по точеной фигурке взглядом, чуть задержавшись пониже спины. — Момент истины…»

— Привет! — Стараюсь говорить уверенно. — Мне тут передали, что ты мною интересовалась…

— Да, — говорит она. Её голос нежен. Он такой, каким я его себе и представлял. Девушка поворачивается и истеричным голосом кричит. — Поцелуй меня!!!

Я делаю шаг назад. Господи, как же она уродлива!..

Серое, бугрящееся гнойными нарывами лицо влажно поблескивает, кожа висит клоками, а нижняя губа и нос объедены, видны следы зубов.

Чудовище хватает меня за руку и вцепляется зубами, в то время, как Гия, вместо того, чтобы помочь другу и оттащить от меня эту тварь, садится рядом, кладет мою голову себе на колени и начинает гладить по волосам, приговаривая знакомым женским голосом: «Борись, Сережа, борись…»

Я открыл глаза и увидел изменившееся, но показавшееся мне таким родным лицо Кати, прежде, чем еще один сильный спазм, объединивший гудящую боль, нестерпимый зуд и ужасный холод, судорогой прошел по моему телу, и я снова провалился в беспамятство, полное шизофренических образов, в которых причудливо переплелись прошлое и настоящее, мои детские страхи и выросшие из них взрослые фобии, отвратительные извращения и сексуальные фантазии, то, что я любил, то, что я ненавидел, то, что я навсегда потерял и то, чего у меня никогда и не было…

Я бредил, во мне боролись две стихии, две противоречивые силы. Смерть — холодная, неуступчивая, непреклонная, и Жизнь — дикая, мощная, несгибаемая…

В безумном, болезненном полусне я ни на секунду не прекращал бормотать одну и ту же фразу, словно спасительное заклинание: «Я живой… я живой… я живой…»