Читаем Я — Златан полностью

Одно маленькое отступление. Накануне игры Руне Смит брал у меня интервью. Если вы не забыли, у меня тогда был «Мерседес Кабриолет», которым я очень гордился. Так вот. Руне хотел сфотографировать меня на фоне автомобиля. Но я воспротивился, посчитав, что не стоит выглядеть слишком уж заносчивым. Не хватало еще, чтобы вернулось все прошлое дерьмо, ведь и так уже вокруг носилось: «давление на него будет слишком велико» и все в том же духе. Все и так развивалось слишком стремительно для парня девятнадцати лет. Хотя все это меня заводило: еще бы, жизнь вышла на совершенно другой, качественно новый уровень. А еще было давнее желание «вернуть должок» всем тем, кто никогда не верил в меня. C тех пор, как я начал играть, мною двигали жажда реванша и даже гнев. И сейчас я был переполнен ожиданиями и азартом.

Мы принимали на своем поле АПК. Не самый простой соперник для стартовой игры чемпионата. В последней нашей 04ной встрече мы были разгромлены и, в итоге, покинули высший дивизион. В этом сезоне АПК рассматривался в качестве одного из фаворитов на победу в Аллсвенскан. А мы? Команда, только что вышедшая из второго дивизиона, да и то — не первого места. Несмотря на это, на нас возлагались надежды, главным образом из-за меня — «парня за восемьдесят пять миллионов». Стадион «Мальмё» был забит битком — почти двадцать тысяч зрителей. Выбегая на поле по длинному коридору с окрашенным в небесноголубые цвета полом, я слышал этот несмолкающий гул трибун. Он только усиливался, словно приветствуя наше возвращение в Аллсвенскан.

В воздух полетели мелкие листки бумаги. Болельщики держали в руках плакаты и клубную атрибутику, а когда мы выстройлись для приветствия, принялись громко скандировать. Сперва я не расслышал, что именно. Но на фоне всеобщего «Мы любим «Мальмё»» доносилось и мое имя. Среди этого удивительного хора я видел плакаты с надписями вроде «Удачи, Златан!». Я стоял на поле и рукой словно подстегивал болельщиков: «Еще, еще». Даже те, кто тогда сомневался лично во мне, были правы хотя бы в одном: вся команда была решительно настроена на матч.

Игра началась. И публика взревела еще сильнее. Признаться, тогда главным для меня было не забить, а выдать представление, показать артистизм, все те коронные приемы, которые я так долго отрабатывал. Уже в самом дебюте игры я прокинул мяч между ног защитника АИКа, а следом несколько раз продемонстрировал дриблинг. Затем я несколько выпал из игры, а АИК перехватил инициативу и стал раз за разом угрожать нашим воротам. Наше положение выглядело угрожающим. А я, возможно, хотел слишком много и сразу. Когда слишком много хочешь, это сковывает.

Но я постарался успокоиться, а на тридцатой минуте игры получил пас от Петера Сёренсена прямо перед штрафной. Это не был явный голевой момент. Ноя решился сделать ход. Я подыграл себе пяткой и, скорее наудачу, ударил по воротам. И, о боже, я чуть не пережил шок: вот сейчас, сейчас... Гол! И я бурно праздновал успех, а стадион ревел: «Златан, Златан, СуперЗлатан!». А после этого меня несло вперед словно на крыльях.

Я проделывал трюк за трюком, а на девятой минуте второго тайма Сёренсен вновь выдал мне прекрасный пас. Я принял мяч на правом фланге и рванул вперед. Угол был настолько острым, что все подумали, что я буду делать передачу. Но я все-таки решил ударить. От линии ворот, почти с нулевого угла. Мяч «пробил» руки вратаря и влетел в сетку. Трибуны неистовствовали, а я просто спокойно шел по полю с поднятыми вверх руками и с видом победителя: «Вот она — сила! Вот он — я! Поняли — вы, все те, кто жаловался на меня и хотел отлучить от футбола?!»

Это был реванш, это была гордость, и я думаю, что все, кто считал, что я не стою тех самых восьмидесяти пяти миллионов, должны были заткнуться. Не забуду, как после этого памятного матча сияющие репортеры упражнялись в остроумии:

Если я назову тебе имена Андерса Свенссона и Кима Чельстрёма, чем ответишь ты?

Я дважды скажу Златан.

Люди смеялись, а я в приподнятом настроении выходил со стадиона в этот прекрасный весенний вечер, и меня ждал мой «Мерседее Кабриолет».

Правда, добраться до него оказалось непросто. Маленькие дети, парни и девушки окружили меня с просьбой дать автограф.

Так что, я решил, что останусь здесь до тех пор, пока не распишусь для всех — это мой принцип. Когда, наконец, раздача автографов завершилась, я сел в машину и погнал «с ветерком», а фанаты воеторженно кричали мне вслед и размахивали моими автографами. Казалось бы, уже достаточно. Однако это было еще не все. На еледующее утро пришла очередь прессы.

Они словно обезумели. Помнится, когда мы вылетели из Аллсвенскан, я произнес примерно следующее:

— Хочу, чтобы обо мне забыли. Вам не следует даже знать, сушествую ли я. Но когда мы вернемся, я ударю, как молния!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное