Я знаю тайну

Билли приседает и смотрит на меня. У него все те же ясно-голубые глаза, все тот же пронзительный взгляд, который привлек меня к нему, когда мы были детьми. Даже тогда он смог меня очаровать и легко уговорить делать то, о чем он просил. И не только меня – других детей тоже.

Всех, кроме Лиззи, потому что она почувствовала, кто он и что он. В тот день, когда он поднес пламя к маленькому опоссуму, которого мы нашли на игровой площадке, Лиззи выбила спичку из его руки. А когда он украл деньги из курточки одноклассника, это она назвала его вором. Он разозлился, а злить Билли Салливана нельзя, потому что будут последствия. Они не всегда наступают сразу же, иногда проходят месяцы, а то и годы, прежде чем он наносит удар возмездия, но таков уж Билли: он никогда не забывает. Он всегда наносит удар возмездия.

Если не заключить с ним сделку.

– За что? – с трудом шепчу я.

– За то, что ты осталась единственная, кто помнит. Единственная оставшаяся, кто знает.

– Я обещала никому ничего не говорить…

– И ты думаешь, я пойду на такой риск? Когда эта дамочка-журналист стряпает свою книжонку? Она уже поговорила с Кассандрой. Я не могу допустить, чтобы она поговорила еще и с тобой.

– Там больше никого не было. Больше никто не знает.

– Но ты знаешь. И ты можешь заговорить. – Он наклоняется ко мне поближе и шепчет на ухо: – Ты ведь получала мои весточки, мой маленький Ливинус, правда?

Мученик святой Ливинус, день памяти которого приходится на мой день рождения. Этому святому вырвали язык, чтобы заставить его замолчать. Да, мне удавалось оставаться вне пределов досягаемости Билли, но он знал, как отправлять послания, которых я не могла не заметить. Он знал, что смерти Сары, Касси и Тима привлекут мое внимание и я пойму посылаемые мне сигналы. Пальмовый лист перед останками сгоревшего дома Сары. Стрелы в груди Тима. Выдавленные глаза Кассандры.

Я прекрасно понимала, что он хочет сообщить мне: «Не выдавай тайн, или умрешь, как другие».

И я не выдавала тайн. Все эти годы я помалкивала о том, что случилось в лесу с Лиззи, но обещания молчать оказалось недостаточно. Благодаря этой журналистке правда угрожает всплыть на поверхность, и вот появляется Билли, чтобы гарантировать мое молчание, как было гарантировано молчание Ливинуса, которому вырвали язык.

– На сей раз все должно выглядеть как несчастный случай, Билл. Ничего такого, что может породить новые подозрения.

– Я знаю. – Билли поднимается и смотрит на Эверетта, неподвижного и абсолютно беспомощного. – И нам нужно разобраться с ними обоими. Это более сложная постановка.

Он осматривает комнату, и его глаза останавливаются на камине, где вокруг догорающего полена едва пляшут огоньки.

– Старые дома, – задумчиво говорит он. – Они так быстро наполняются дымом. Как жаль, что твой отец забыл поменять батарейку у датчика задымления.

Билли подтаскивает стул к тому месту, где в потолке находится датчик, снимает с него крышку и удаляет батарейку. Потом бросает в камин несколько поленьев.

– У меня есть идея получше, – предлагает Сьюзен. – Они устали и напились – значит, где они должны быть? В спальне.

– Оттащим сначала его, – говорит Билли.

Они волокут Эверетта в спальню отца, и, слыша, как его туфли скребут по полу, я представляю, как будет выглядеть сцена смерти, когда нас обнаружат. Подвыпившая молодая пара, обуглившиеся тела на кровати. Еще две жизни, трагически унесенные пожаром в результате неосторожности.

Поленья, подброшенные в камин, возвращают огонь к жизни, и, глядя на его адское сияние, я почти ощущаю, как жар обжигает мои волосы и пожирает плоть. Нет, нет, я не хочу умереть так! Паника впрыскивает мне в кровь адреналин, и я поднимаюсь на четвереньки. Но, подползая к двери, слышу их шаги, возвращающиеся из спальни.

Чьи-то руки опрокидывают меня на спину, и я ударяюсь лицом об угол камина. Чувствую, как распухает моя щека в том месте, где появится жуткий синяк, но его никто не увидит – все испечется в огне. Я слишком слаба и не могу сопротивляться, пока Билли волочет меня по коридору к спальне.

Они вдвоем забрасывают меня на матрас, где уже лежит Эверетт.

– Сними с них одежду, – говорит Сьюзен. – Они бы не стали ложиться одетыми.