Сия картина показывала: «Мы — Рекенья, мы— счастливы. А вы, госпожа Яльте, с вашей скорбью и северными ветрами совершенно не к месту на торжестве эскарлотского королевского дома». И в картине этой не было ни одного лживого мазка: их величие было сообразно величию Эскарлоты. Во-первых, Франциско унаследовал от своего отца прочные торговые связи. И правда, чего бы не продолжить сбывать Блицарду, Вольпефорре, Монжуа, Равюннской империи и даже замкнутому Рокусу богатство, которое дают плодородные почвы, фруктовые сады, виноградные и оливковые рощи и налаженные выработки в Амплиольских горах. Во-вторых, Франциско занялся завоеваниями и к короне Эскарлоты прибавил ещё одну. И в самом деле, как же ему, любимцу Святочтимого и Стражу Веры, не очистить Эскарлоту от последних имбиров и не пойти на Апаресиду — королевство хоть и люцеанское, но вмещавшее слишком уж, на его вкус, много имбиров-язычников. В-третьих, Франциско на полном серьёзе счёл себя в ответе перед Богом и Пречистой Девой за спасение душ своих подданных. И действительно, чего бы ему было не возложить на себя такое бремя, когда обустройство паломнических путей и подаяния паломников, охрана монастырей на территории боевых действий в войне с Блаутуром, право отбирать кандидатов на церковные должности и часть доходов эскарлотских церквей приносило завидную прибыль в его жирные, благоухающие ладаном руки?
Словом, солнце светило ему и его стране так сильно, боженька улыбался так лучезарно, что коронованный хряк розовел и лоснился от довольства и благодати и был готов милостиво вытерпеть присутствие сестры его покойной неугодной жены и дать полюбоваться собой, своей семьей и величием.
Хенрика решила вернуться на родину как можно скорее. Какая разница, что путь на чужбину был устлан отнюдь не розами. Её странствия начались с неприятного открытия: зима бывает зимой только в Блицарде. Чем ближе к западу ехала госпожа Яльте, тем стремительнее отдалялась зима, а вместе с ней и сносные дороги. Хенрика не на шутку опасалась увязнуть в противном месиве. Примерно до лета. Мариус скрашивал дорожные тяготы как мог. Если их вообще можно было скрасить, ему удалось. Но граф форн Непперг не имел власти над дурными мыслями и дождём. Последний лил, будто оплакивая королеву Эскарлоты, а вместе с той её бедную сестру. Письмо добиралось слишком, слишком долго. Что-то уже случилось. Предчувствие непоправимого отбирало у Хенрики сон, крепло день ото дня, заворачивало душу в сырой туманный саван. Мариус читал ей стихи. С севера, с юга… Она, вот же неблагодарная, не слушала.
Пожалуй, ей повезло только в том, что не пришлось проделывать крюк до столицы — Рекенья обосновались у границ, явно дразня своим присутствием врага по ту сторону Амплиольских гор. Диана же давно отбыла в свой последний путь в усыпальницу столичного собора св. Асофры. Ледяная фигурка, зайчонок со снежной шёрсткой, краса Блицарда, она упокоилась средь эскарлотских правителей… Тех самых, что были огромны, громки и испачканы солнцем. Дурная компания для Яльте, крови от крови льда.
Горе вонзилось в сердце с ненасытностью льдяноклыков, тоже тех самых, нашедших щель поудобнее.
За мыслями о своих скитаниях Хенрика не заметила, когда засмотрелась перед собой. А взгляд её, как назло, пришелся на щеку Розамунды Морено, похожую на расправившийся сыр.
— Некоторые мужья исключительно ранимы, — с подкупающим доверием сообщила любовница короля. Она не сердилась, а может, хорошо притворялась. — Таков граф ви Морено. Графа уязвило, что собственный замок встретил его поднятым мостом и арбалетчиками на стенах.
Госпожа Яльте честно округлила глаза. Чем отваживать льдяноклыков, куда приятнее послушать, что эскарлотская роза была взращена не в оранжерее, а на диком поле сражений. Учить эскарлот вместе с Дианой было не по годам мудрым решением, но приноровиться к быстрому эскарлотской темпу речи сейчас было непросто.
— Более того, — Розамунда, оттопырив кривоватый мизинец, изящно резала засахаренную грушу, — вид одетой в кирасу супруги тоже не привёл Орестеса в восторг. С высоты крепостной стены эта дурнейшая из жён потребовала развода.
— О, — только и вымолвила Хенрика.
Гарсиласо, маркиз Дория, закатил глаза и сполз в курульном кресле. Оживились и по ту сторону обеденного стола. Лоренсо стиснул в руке двузубую вилку, близко посаженные глаза сузились. Альмудена закусила губку. Бруна с перекошенным личиком слезла на мраморный пол и, подобрав юбчонки, кинулась к матери.
— Донна Розамунда, — интересно, на долю несчастной Дианы хоть раз выпало столько нежности? — Вы уверены, что стоит тревожить былое? Упоминание о негодяе не способствует пищеварению, знаете ли.