Юлиана схватила его за предплечье и крепко прижалась к нему. Тёплая, воплощённый свет солнца. Он слышал, как колотится её сердце, и молил вести себя смирно собственное.
— Я неплохо владел блаутурским, но решил сойти за молчаливого «ящера», — голос снова охрип, но Райнеро не был готов разменивать эту близость на переслащённый кларет. — Я пас «ящерок» ущельями, пока мои солдаты не окружили их. Мы накинули петли им на шеи и так и поволокли обратно в лагерь!
— И он жесток, как тигр шумейский, — выдохнула Юлиана строчку из вольпефоррского сонета, и не подумав отстраниться от Принца-Палача. — Хотя красой ласкает глаз.
Райнеро, в свою очередь, ласкало душу одобрение слушательницы. Он пожал её руку, обнимавшую его предплечье.
— Но я совершил ошибку. — У Райнеро вдруг стало сухо во рту, затем в горле. Он не мог глотнуть. — Не сдержал обиды на маршала и развесил блаутурских мертвецов на дерево, рядом с его шатром.
Юлиана вздрогнула, неужели снова испугалась палаческой выходки? Райнеро проследил за её взглядом — за арку гостиной и вверх, на узкую тёмную лестницу. Он напрягся, нашёл взглядом ножны, висящие на спинке кресла, сердце заново сорвалось с поводка.
— Ты что-то услышала? Стража?
— О нет, нет! — Юлиана мягко высвободила руку и поднялась, со смутной улыбкой оглядываясь на арку. И в самом деле, невнятный шум… — Это моя собачка, заскучала без хозяйки, вот и скребётся.
— Собачка.
— О боже, да. Разве я не доказала вам свою преданность? — Юлиана подобрала волочащиеся юбки и поспешила к арке, к лестнице, бросая через плечо: — Вам лучше перебраться на скамью, а я принесу горячий ужин и одеяло с мехом, а то холод от окна застудит, сгубит вас.
Но сгубил Принца-Палача лунный свет. Сгустился вокруг него, забаюкал, смежил тяжёлые веки. Луне никогда не было дела, грешник он или праведник, и в эту минуту она уводила Райнеро в сон и собиралась всю ночь стеречь дарованный ею покой.
[конец части I]