Яд Борджиа [Злой гений коварства]

– Прошу вас, любезный друг, оставить подобные шутки! – недовольным голосом ответил Лебофор.

– Неужели вы не оказали прекрасной даме этой маленькой услуги? Неужели вы не проводили бы ее до самого дворца, если бы она пожелала этого?

– Я отдал бы ей последнюю каплю крови, если бы она потребовала этого! – горячо воскликнул англичанин. – Однако не забывайте, что вы говорите о невесте моего друга. Я несомненно имел бы честь проводить донну Лукрецию до ее дворца, если бы ей не вздумалось посетить своего духовника, куда я не мог отправиться вслед за ней.

– О, какой поздний визит! Ведь теперь уже полночь! Сознайтесь, Реджинальд, вы дорого дали бы, если бы могли быть духовником этой красавицы? – с горькой иронией спросил Альфонсо.

– Скорее роль духовника подходит вам, как рыцарю святого Иоанна, – возразил англичанин, не понимая намека Альфонсо. – Что касается меня, то, клянусь Пресвятой Девой, я был бы счастлив сделаться какой-нибудь вещью, каким-нибудь предметом, находящимся постоянно возле донны Лукреции. С какой радостью я был бы цветком на ее груди, хотя бы узнал, что к вечеру завяну, или птицей в клетке, висящей в ее комнате, или собакой, лежащей у ее ног и чувствующей прикосновение ее нежной, мягкой руки к своей голове, или подушкой, на которой покоится во сне ее жена!

– Пусть Паоло будет осторожен: я боюсь, что ты задушишь своей страстью его невесту, – произнес Альфонсо. – Скажи откровенно, мой друг, это фея Моргана хотела превратить тебя в цветок, касающийся ее груди, или в подушку, на которой покоится ее голова? Она обещала тебе это?

Лицо Лебофора вспыхнуло.

– Ну, мало ли, что она, в качестве феи Морганы, предлагала разным лицам! – смущенно ответил он. – Она многих приглашала к себе, в том числе и меня.

– А у тебя не хватило мужества напомнить ей о ее обещании? Вероятно, с этой целью она просила тебя проводить ее! – с заметным волнением проговорил Альфонсо.

– Разве можно напоминать такой высокопоставленной даме о том, что говорилось шутя, во время маскарада? – возразил англичанин. – Впрочем, правда, она даже заставила меня сделать это. К моему величайшему изумлению, она потребовала, чтобы я рассказал ей все, что говорила фея Моргана, в чем она была, хотела, чтобы я повторил каждое ее слово, причем иногда мне пришлось порядочно краснеть.

– Неужели же ты – такой новичок в любовных приключениях, что не напомнил ей о ее приглашении?

– Я сам не знаю, как это вышло! Она, между прочим, спросила, что предсказала вам фея Моргана, и добавила, что собирается исполнить все обещания этой щедрой феи.

– И после этого ты все-таки ушел, не солоно хлебавши? – почти с негодованием воскликнул Альфонсо. – Она ведь прямо сказала тебе, чего ей хочется! Ну, имея такого соперника, Орсини может спать спокойно!

– Во всяком случае, если бы меня поцеловала женщина, как вас в гроте Эгерии, можете быть уверены, что я не стал бы рассказывать об этом всему свету!

– Можешь молчать, сколько тебе угодно. Я и так знаю, что твоя обожаемая Лукреция – далеко не ледяная сосулька! – с трудом скрывая бешенство, ответил Альфонсо. – Ну, иди к своим друзьям, а я отправлюсь в гостиницу.

Товарищи по оружию разошлись в разные стороны далеко не с такими дружескими чувствами, как бывало раньше. Альфонсо придумал новый план для того, чтобы удостовериться в недостойном поведении Лукреции. Англичанин сказал, что она отправилась к своему духовнику. Никто не мешал Альфонсо последовать за ней и, пользуясь уединенностью места и разными скрытыми закоулками, – подсмотреть и подслушать, чем вызван этот подозрительный визит.

Когда рыцарь приблизился и развалинам, в которых обитал отец Бруно, он сейчас же увидел носилки Лукреции, освещенные факелами. Приказав остановиться, она надела длинную испанскую мантилью, закрывавшую ее лицо и фигуру, и соскочила с носилок. Ей навстречу выбежал Биккоццо, и в сопровождении его она быстрыми шагами вошла в одну из башен. Пользуясь знанием кратчайшего пути к келье отца Бруно, изученного в первое посещение, Альфонсо теперь намного опередил Лукрецию и Биккоццо. Пока те шли по лабиринту узких проходов, принц храбро подошел к открытому отверстию, заменявшему окно в келье монаха, и, спрятавшись в высоком кустарнике, видел все, что делается внутри кельи.

Бруно сидел за большим каменным столом, заваленным латинскими и еврейскими рукописями, и писал что-то на огромном листе пергамента. По-видимому, устав от работы, он откинулся на спинку кресла, держа перо в руках. Среди мертвой тишины, царившей вокруг, до него внезапно донеслись звуки музыки, игравшей танцы перед гротом Эгерии.