Яд Борджиа [Злой гений коварства]

– Все это очень хорошо. Уверяю тебя, что они – марионетки в моих руках. Стоит мне потянуть ниточку – и они пойдут в ту сторону, в какую я захочу. Испанцы и французы под моим влиянием открыто восстали, я посоветую папе разделить между ними Неаполь. Это вызовет кровавые распри, что тоже входит в мои планы. Это я заставил неаполитанцев прислать сюда Колонну. Орсини совершенно одурачены мной. Сегодняшним требованием они навсегда потеряют связь с папой и, конечно, браку Паоло с моей сестрицей не бывать никогда. Что касается Лукреции, то она так возбуждена дерзким пренебрежением иоаннита, что во что бы то ни стало хочет влюбить его в себя.

– Следовательно, ему нужно умереть, синьор?

– Конечно!.. Не может же он жить вечно! Но нужно подождать, пока Лукреция настолько влюбится в него, что откажется как от брака с принцем Феррарским, так и от всякого другого. Вследствие этого я и поддерживаю ее фантазию, все время строго следя за тем, чтобы из-за этого каприза не произошло ничего бурного, чтобы он не зашел слишком далеко. В мое отсутствие за ней будет присматривать Фаустина. При малейшем намеке на опасность нужно будет тотчас же сообщить папе об истинных намерениях дикого ломбардца. Тогда его немедленно вышлют из Рима или другим образом совершенно обезопасят его. Я имею в виду и еще кое-что. Нотта и Морта рассказывали мне, что Лукреция, напоив феррарца снотворным, хотела помешать ему принять участие в турнире. Очень хорошо, что она решила прибегнуть к таким средствам. Постоянно раздражая ее самолюбие рассказами о пренебрежительном отношении к ней иоаннита, можно довести ее до того, что она сама отравит своего рыцаря. Ну, значит, все отлично. Нам нужно удалить только еще одно препятствие с нашего пути, а именно, духовника Лукреции. Как я слышал от Фаустины, этот монах настаивает, чтобы моя сестра в виде покаяния сама призналась папе в своей любви к феррарцу. Лукреция пока упорно отказывается от этого, но, я знаю, она не устоит перед продолжительным гневом монаха. Следовательно, нам нужно или отделаться от него, или посвятить его в свои планы. Я предпочитаю первое. Да, мне кажется, и для него будет безопаснее уехать из Рима, ведь Орсини страшно возмущены проповедью Бруно и будут сегодня жаловаться на него папе. Скажи пожалуйста, как ты думаешь: не любит ли отец Биккоццо поболтать о своем господине?

– Вы знаете, синьор, что мы неоднократно получали от него очень ценные сведения.

– В таком случае, нужно пригласить его в замок Святого Ангела и постараться, чтобы он в присутствии скрытых свидетелей рассказал, что говорит доминиканец о браке Орсини с Лукрецией. Однако, пора окончить этот разговор. У тебя есть свое дело, а у меня тоже дел немало.

Отпустив своего наперсника, Цезарь отправился к папе. Он умышленно явился в тот момент, когда весь двор уже был в сборе. Александра окружали высшие должностные лица. У огромных позолоченных дверей стояла Лукреция со своими дамами и несколькими благородными рыцарями, среди которых находился Реджинальд Лебофор. Зоркий взгляд Цезаря быстро нашел Альфонсо, затерявшегося среди толпы. Иоаннит сменил свое обычное черное одеяние на ярко-красное. К своему величайшему удовольствию, Цезарь заметил, с какой ненавистью Альфонсо посмотрел на группу, стоявшую у позолоченных дверей.

Посредине комнаты заняли место Орсини со своими приверженцами. Прихода Цезаря, очевидно, ждали, и все переглянулись, увидев, как нежно он обнял Паоло.

Когда Цезарь сел на свое место рядом с папой, последний сделал церемониймейстеру знак ввести неаполитанского посланника, Фабрицио Колонна.

Фабрицио вошел один, наморщив брови и крепко сжав губы. Это были единственные признаки, выдававшие его волнение при виде своего злейшего врага.

– Синьор Фабрицио Колонна, – резко проговорил папа, заметив, что посланник долго колебался, прежде чем решился стать на колени, – надеюсь, что поручение, данное вам, окажется более лояльным, чем лицо, которому его вверили.

– Я теперь – только посланник короля неаполитанского, а не Фабрицио Колонна, – ответил храбрый солдат, быстро вскакивая с колен. – Я пришел к вашему святейшеству от имени вашего верного вассала, короля дона Федерико, с жалобой. Вы поддерживаете французов в их намерении овладеть поместьями, принадлежащими неаполитанскому королю. В особенности поощряет французов в этом деле герцог Романьи. Действительно, герцог, вы оставили нас в самом затруднительном положении, тогда как мы рассчитывали на вас, согласно вашему обещанию.

– Я ответственен только перед его святейшеством за свои поступки, – высокомерно ответил Цезарь. – Считая себя вассалом и другом французского короля, я уеду к нему, как только будет возможно, и лично извинюсь за доставленные ему неприятности.

Последние слова герцога вызвали шепот удивления всех присутствующих.