Яд Борджиа [Злой гений коварства]

– Не знаю, с кем или с чем сравнить тебя, Цезарь, – с удивительным самообладанием ответила Лукреция: – назвать тебя зверем нельзя, так как нет зверя, равного тебе по жестокости. Одно могу сказать, я убеждена, что ты принимал во всех этих ужасных преступлениях более деятельное участие, чем те кинжалы, которые отправили моего мужа и брата на тот свет. Берегись, если хоть один волосок упадет с головы благородного рыцаря, спасшего мою жизнь!.. Я сумею отомстить тебе, в каких бы потемках ты ни совершил свое гнусное дело.

– Мне знаком твой мстительный характер, прекрасная Лукреция, но я не сойду так покорно со сцены, как мои предшественники, не стану молчать, как рыба. Пусть свет узнает о моих преступлениях, но вместе с тем, он увидит, какому чудовищу подчинена Италия. Ты еще не знаешь меня, моя сестрица, не подозреваешь, на что я способен, когда мне грозят местью...

– Люди не поверят тебе. Они признают тебя безумным, да ты таков и есть! – неуверенным, дрожащим голосом проговорила Лукреция.

– Это мы посмотрим. А скажи, милая сестрица, какой вид был у твоего ледяного рыцаря, когда наш отец удостоил тебя чести всенародно заключить в свои объятия! ? – иронически спросил Цезарь.

– Такой, как будто он поверил лжи и клевете, которые ты распространяешь повсюду. Да, во всем виновата твоя ложь. Пока ты не сделался моим врагом, никто не говорил обо мне дурного слова, – взволнованно ответила молодая женщина и, встретив грозный взгляд герцога, продолжала почти умоляющим голосом: – ну, может быть, я слишком строга к тебе, может быть, во всем виновата моя несчастная судьба, но оставь меня, ради Бога, в покое!.. Чего ты хочешь от меня? Что, по-твоему, я должна сделать? Возненавидеть своего отца? Лишить его единственной привязанности, оставшейся у него на старости лет? Он сам говорит, что я – единственный светлый луч в его жизни. Клевещите на меня дальше, и да будет проклят тот, кто верит гнусной сплетне, распространяемой завистниками, кто осуждает женщину, не имея никаких доказательств в своих руках, кто сумел из чистой дочерней любви создать грязную клевету об интимной близости между дочерью и отцом.

– Аминь! – смеясь, подхватил Цезарь. – Ты прокляла своего рыцаря, произведшего на тебя такое неотразимое впечатление. Ты наверное, считаешь его образцом храбрости, а вот увидишь, он не посмел прийти сюда.

При этом обвинении в трусости Альфонсо сделал неосторожное движение, отчего зашумели листья на деревьях. Но разговаривавшие были так поглощены своей беседой, что не заметили этого шума.

– Нет, у него хватило бы смелости прийти сюда, но он не хотел этого, – возразила Лукреция. – Он презирает всех женщин, не только меня.

– А я говорю, что он не придет, отчасти по трусости, отчасти потому, что весело проводит время и без тебя! – со злобным торжеством заявил Цезарь. – Я знаю, что он приглашен феей Морганой сегодня на ужин.

– Если даже это так, то какое мне дело до этого? Я так устала от всех этих мирских неприятностей, что с наслаждением посвятила бы свою жизнь Пречистой Деве Марии! – с такой скорбью воскликнула Лукреция, что Альфонсо почувствовал себя растроганным.

– Как? Наша юная вдовушка Лукреция Борджиа собирается сделаться монахиней? – насмешливо заговорил Цезарь. – Однако, если ты действительно считаешь себя оклеветанной, то почему соглашаешься на брак с Орсини, прикрепляющий тебя к Риму и дающий повод к дальнейшим сплетням? Между тем, если бы ты вышла за принца Феррарского, то клевета была бы вырвана с корнем.

– Принц Феррарский считает позорным для себя соединить свою жизнь с развратной женщиной, той женщиной, которую ты, Цезарь, называешь своей сестрой! – ответила Лукреция, очень довольная, что может нанести удар самолюбию герцога Романьи, несмотря на то, что ее ответ прежде всего оскорблял ее саму.

– Я когда-нибудь сверну ему голову за это, – гневно проговорил Цезарь. – Но ты напрасно теряешь время, Лукреция. Если тот ледяной рыцарь отказывается любить тебя, то ты все-таки можешь повлиять на него, чтобы он возобновил переговоры относительно твоего брака с принцем Феррарским. Подействуй на его честолюбие. У каждого человека есть своя слабая струнка. Если он не чувствителен к женской красоте, то, может быть, его ахиллесова пята тщеславие.

Лукреция замолчала, и у Альфонсо появилась мысль, что, может быть, молодая женщина уже придумывает план, как подействовать на его честолюбие. Он сделал по траве такое движение руками, словно кто-то идет.

– Вот он, вот он! – взволнованно воскликнула Лукреция, я слышу его шаги. Клянусь тебе, Цезарь, что я хочу только посмеяться над ним, отплатить ему за его небрежное отношение ко мне. Ты мог бы присутствовать при нашем разговоре, но я боюсь, что если он застанет тебя здесь, то между вами произойдет что-нибудь отчаянное.

– Он не придет, – насмешливо повторил Цезарь. – Мудрец не хочет, а трус не может из страха. Но, если даже предположить, что это – он, как же я могу пройти мимо него при этом освещении, не будучи замеченным?