Яд персидской сирени

— Ну и натерпелись же мы! Она убегала из дома, воровала деньги и вещи, он вытаскивал ее из каких-то грязных притонов… и ничего! Все та же песня: бедная девочка, без мамы, сирота, стресс. И так до самой смерти. А за несколько дней написал завещание… Половину ей! Представляешь? Незаконной! Мама пыталась оспорить, кучу денег выбросила… ничего не доказала. Я тогда уже встречалась с Пашей, мы собирались пожениться, а тут постоянные скандалы, полиция, ночные звонки, следователи. Кончилось тем, что она зарезала своего дружка. Экспертиза установила, что она была под кайфом, не то наркота, не то алкоголь. Вопрос стоял: или тюрьма, или лечебница. Мама совала всем подряд и добилась, что ее признали психопаткой… она и правда была неадекватной. В итоге она загремела в закрытую лечебницу, и мы перевели дух. А теперь она снова в моем доме… рок какой-то! Ненавижу! Лежу ночью без сна, думаю, вспоминаю, и такая обида на отца за ад, который он нам устроил… не могу его простить! Никогда не прощу.

— Не рви сердце, — говорит Володя после паузы. — Есть вещи, которые нельзя изменить, их можно только принять или попытаться забыть. Как-нибудь будет, главное, удержаться на плаву. Ты не одна, помни это. Ты умница, ты красивая, у тебя много друзей. Все будет хорошо, честное слово.

Вера махнула рукой, всхлипнула, потянулась за салфеткой…

Глава 2. Возвращение

Озабоченный заведующий совал выписки из истории болезни, справки, рекомендации, уверял, что они делали все, что в их силах, с применением передовых методик, и Вера видела, что ему не до нее с ее проблемами. Ему поминутно звонили, он кричал в трубку. В лечебнице стоял шум и гвалт: паковали аппаратуру, выносили и грузили в контейнеры мебель. Было похоже на бегство. Дверь поминутно распахивалась, и влетал кто-то из персонала с вопросами. Заведующий извинялся и выходил. Вера с досадой прислушивалась к грохоту и голосам за дверью, желая одного: завершить как можно скорее тягостный визит и убраться подальше. Ее страшила встреча с сестрой, ее пугала перспектива взвалить на себя судьбу изломанного, искалеченного, умственно неполноценного инвалида. Семь лет — немалый срок, если ее пичкали всей этой химией, то можно представить, во что она превратилась. В лучшем случае овощ, в худшем — припадочная. И в том, и в другом — обуза. Ненужная, ненавидимая обуза, вериги, камень на шею. Чертова лечебница! Столько денег вбухано, и такой финал, не могли аккуратнее… знаем, наслышаны о передовых методиках. То-то прокуратура заинтересовалась, всех теперь будут таскать. Она вспомнила невольно доктора из больницы, где лежал Павел… Проходимцы! Деньги, деньги, деньги…

Она чувствовала, как зашатался ее мир, такой надежный и прочный еще недавно, еще вчера, как побежали трещины по стенам и посыпалась с потолка штукатурка. Удар под дых. Закон парных случаев. Самый подлый неписаный закон: за первым ударом следует второй. Не вовремя, ох как не вовремя! Тут с одним бы разобраться…

Заведующий, смягчая удар, уверял, что Татьяна Мережко чувствует себя нормально, что ее «состояние» прекрасно контролируется новейшими медикаментозными препаратами, нужно только соблюдать режим и обеспечить постоянный присмотр. Желательно нанять сиделку — в регистратуре можно взять список и расценки.

— Рекомендации и названия препаратов здесь. — Он похлопал ладошкой по бумажкам на столе. — Это не конец, мы поднимемся, но сейчас, понимаете, нужно сойти со сцены на некоторое время… — Он доверительно понизил голос. — Поверьте, мы полностью осознаем причиняемые неудобства, в будущем договор о содержании пациента будет пересмотрен в пользу клиента… если надумаете обратно. Год, другой — у нас отличные адвокаты, — и мы вернемся, даю слово. И тогда милости просим.

Вера кивала, испытывая тоску и растущее желание убраться из скорбного места. Лицо у заведующего было карикатурно-сладким, тон доверительным, он многозначительно заглядывал ей в глаза, давая понять, что они одного круга и прекрасно друг дружку понимают. Только ручку не жал и не похлопывал по плечику, как тот, другой.

Заведующий потянулся к телефону, сказал в трубку:

— Приведите ко мне Татьяну Мережко.

Вера внутренне сжалась, не сводя взгляда с двери. Трудно описать то, что она испытывала. Гнев и протест против насилия — разве не насилие принять на себя ответственность за психопата? Раздражение, неприятное царапающее чувство вины за то, что ни разу за семь лет… ни разу! Не хотела, забыла, руки не доходили… Господи, кому нужны эти долбаные приличия? Платила исправно, причем немало, пусть скажет спасибо, что не загремела в колонию. Дрянь! Ненавижу! И пусть только заикнется о наследстве. Ну, ничего, есть и другие спецбольницы… конечно, надо было подсуетиться заранее, но… черт! Свалилось все сразу. Если бы не Паша…

Вот так вкратце: ненавижу, обуза, что делать. А еще: черт, свалилось, некстати.