— Спасибо, я не хочу. Мне необходимо с вами поговорить.
— Ну съешьте хотя бы конфеты, — Мальвина подвинула к Кате коробку с шоколадом. — Вот эти самые вкусные. Простите, откуда у вас эта книга?
— Внизу в холле я увидела…
— Это моя книга, — Мальвина протянула руку, — дайте мне.
Катя тоже протянула руку — с книгой.
— Угощайтесь, ешьте конфеты, — сказала Вера Сергеевна. — И правда, вы должны попробовать все, чем богата наша фабрика. Все вопросы потом, сначала угощайтесь.
Катя положила книгу на скатерть между чашек, чайников и тарелок со сладостями. Она взяла шоколадную конфету.
— Я приехала поговорить с вами, Мальвина, о вашем женихе.
— О ком?
— О Дмитрии Момзене.
— О Диме??
— Не произносите это имя, — сказала Вера Сергеевна.
— О Диме? — вновь спросила Мальвина уже на тон выше.
— Не произносите это имя здесь, прошу вас! — Вера Сергеевна почти выкрикнула это.
Мальвина оттолкнула чашку, полную чая. Лицо ее вдруг покраснело, словно вся кровь хлынула в лицевые кровеносные сосуды.
— Мама, мне что-то нехорошо…
Тоненький писклявый детский голосок.
Ласточка явилась.
— Ой, живот… мой животик… нет, уже прошло. Вы чего тут делаете? — спросила Ласточка невинно.
— Мы… мы пьем чай, — ответила Катя.
Она снова пыталась, чтобы голос ее звучал нормально. Эта перемена… смена личностей произошла и в этот раз мгновенно. И к такому невозможно было привыкнуть, потому что это пугало до дрожи, несмотря на то что сейчас за столом сидел ребенок.
— Ласточка, я хотела спросить тебя…
— О чем? — Ребенок за столом потянулся за шоколадными конфетами и сграбастал целую пригоршню из коробки, отправил в рот, начал жевать, сладко чавкая.
— Ты ведь знала Диму?
— Диму?
— Жениха Мальвины.
— Не говори о нем.
— Почему?
— Он ее бросил. Назвал ненормальной и еще назвал
— Кто мы?
— Я и Мальвина. А он сказал, что она сумасшедшая. Что с сумасшедшей свиньей нельзя жить даже ради ее денег. Он бросил ее. И ты не говори здесь о нем.
— Почему? — спросила Катя.
— Потому что
— Кто он?
— Андерсен.
— Ну все, все, хватит, это надо прекратить! — не своим голосом выкрикнула Вера Сергеевна. — Я не могу… вы же видите, она тоже не может… Оставьте ее в покое, пожалуйста, пейте чай, ешьте конфеты. Это ее успокоит. Пожалуйста, ешьте конфеты…
Катя смотрела на конфету в своих пальцах — шоколад начал таять.
— Он его все равно убьет, — сказала Ласточка. — Как и тебя, как и всех.
— Расскажи мне о нем, все, что знаешь, расскажи мне об Андерсене, — Катя чувствовала, как дрожь… Нет, нельзя поддаваться, надо взять себя в руки. — Он сейчас тут, в доме?
— Да, — шепотом ответила Ласточка. — Я слышу его.
— Он внизу? — спросила Катя.
Ласточка насторожилась. Она прислушивалась. Лицо ее… нет, лицо Мальвины, странным образом изменившееся, покрылось мелкими бисеринками пота.
— Он внизу? — повторила Катя. — Это ведь дядя Рома, да? Роман Ильич? Это он подарил Мальвине книгу? Он во дворе, в холле?
— Он внизу, на дне, — прошептал ребенок. — Ой, он поднимается… я слышу… ой, живот болит…
— Ласточка!
— Он здесь, не отдавайте меня ему! ОН меня убье-е-е-т-т-т!!!!
Ласточка дико завизжала, выскочила из-за стола, ринулась к двери. Но путь ей преградил Роман Ильич Шадрин.
Он просто появился. Катя не слышала ни шагов его, ни шума на лестнице. Он просто возник в дверном проеме — массивный, темный.
Катя тоже вскочила с кресла. Отшвырнула конфету, сунула руку в карман:
— Роман Шадрин, лицом к стене, руки за голову, не двигаться, иначе стреляю на поражение!
— Маленькая сучонк-к-ка проболталас-с-с-сь… сто-о-о-й, ку-да-а-а-а? От меня не уйдеш-ш-ш-шь…
Голос, что раздался в комнате — такой отчетливый, с великолепной дикцией и вместе с тем такой жуткий, исполненный ярости и бешенства…
Голос был мужской.
По тембру не баритон, скорее тенор. Молодой, звучный, юношеский тенор.
Катя глянула на Романа Ильича — тот побледнел, но губы его были плотно сомкнуты. Это говорил не он.
И тут опять раздался пронзительный детский визг.
— А-а-а-а-а! Помогите!!!! Он меня схва-ти-и-ил! Он меня убьет, и-и-и-и-и!
Ласточка… Мальвина… нет, Ласточка — она упала на колени, вытянув вперед руки, словно защищаясь от невидимого врага, но вдруг руки ее обмякли, повисли как плети. Она захрипела, потом застонала.
— Убил… Он убил меня… ой, как же больно… болит…
Она скорчилась, обнимая живот, будто острое лезвие вошло глубоко в нее, пробив внутренности. Внезапно тело ее выгнулось, как в агонии. И она рухнула навзничь.
— Господи, Вера, что ты ей дала? — потрясенно прошептал Роман Ильич.
— Заткнись, мы тут не одни! — прошипела Вера Сергеевна.
— А, девка из полиции… но она ведь уже тоже поела твоих конфет…
Катя ринулась к Ласточке. И тут смысл сказанного дошел до нее.
Но некогда, некогда было разбираться сейчас с этим.