Яд желаний

Лариса тяжело поднялась и так же тяжело, но решительно взошла на подмостки.

— Она сегодня в голосе, — удовлетворенно шепнул ему помреж, фамильярно примостившись рядом.

Да что ж это такое творится! Неужели все будут высказывать свое мнение? Как будто он кого-то просит об этом! Он не заметил, куда девалась Анна, но, не желая прерывать репетицию, сидел и слушал. Между тем голос примы Ларисы Столяровой действительно звучал совсем как в прежние времена, когда они оба были молоды, полны планов на будущее, когда вся жизнь была впереди. Что это, в самом деле, с ним происходит? К чему он сам себя хоронит? Выходит, его жизнь вся уже позади? Ну, это мы еще посмотрим!

Лариса блестяще завершила трудный пассаж. В ее голосе было все — умиротворяющая нежность, исступленная страстность, блестящее мастерство.

— Браво! — не выдержал помреж, когда она закончила. — Лариса Федоровна, вы сегодня в ударе!

В зале раздались аплодисменты. Прима отвесила легкий полупоклон, одарила помощника режиссера победной улыбкой, мимоходом скользнув глазами по мужу. Савицкий увидел Аню Белько, сидящую в крайнем кресле второго ряда. Она склонила голову, как будто получила пощечину…

— Репетиция завершена. Все свободны! — объявил он.

Зал, затихший, пока пела Столярова, зашуршал, задвигался. Хлопнули двери — труппа стала наконец расходиться. «Представление окончено, — раздраженно подумал Савицкий. — Все всё увидели, ну а завтра придут за продолжением». Он бросил взгляд на сцену, где Лариса осторожно сходила по ступенькам.

Жена двинулась было к нему, но наткнулась взглядом на Анну Белько, мимо которой она как раз проходила — случайно или же с умыслом? Молодая певица вдруг подняла голову, и глаза двух женщин встретились. Андрей дорого бы дал, чтобы быть сейчас рядом, но он находился далеко, слишком далеко. Он не слышал, что сказала его жена Анне, и не слышал ответа. Он только увидел, что Лара со злорадной улыбкой, играющей на губах, идет к нему, а девушка с видом побитой собаки пробирается вон из зала.

— Подожди! — Он рванулся следом, игнорируя презрительный взгляд жены и удивленные возгласы за спиной. В этот момент ему было плевать на всех, даже на свою репутацию. Ему хотелось одного — прижать Анну к себе, утешить.

Он вылетел в коридор, но девушка пропала, как будто ее никогда и не было. Как будто их упоительная ночь ему только приснилась…

Он постоял, выравнивая дыхание, и вернулся в зал. Лариса со светским видом разговаривала с помрежем, когда он бесцеремонно прервал их беседу:

— Виталий, на сегодня все свободны!

— Хорошо, — легко согласился помощник. — До свидания, Лариса Федоровна! Целую ручки! — Он и впрямь поцеловал Столяровой руку, но не удалился, а зачем-то стал заглядывать внутрь репетиционного рояля.

— Что ты ей сказала? — тихо, но с угрозой в голосе спросил Савицкий, когда жена с довольным видом повернулась к нему.

— Ничего особенного. — Она пожала полными плечами. — Ну что, ты доволен?

Он задохнулся от гнева. Лариса перед всей труппой выставила и его, и Анну в самом невыгодном свете, да и сейчас продолжает играть с ним в какую-то непонятную игру.

— Что ты имеешь в виду? — тяжело спросил он.

Помреж крутился рядом, хотя делать в репетиционной ему было уже совершенно нечего. Да и добрая половина труппы была в зале, видимо желая театра еще и после работы.

— Как я пела, конечно. — Лариса обворожительно улыбнулась на публику.

Да, выдержке его жены можно было позавидовать. Он внезапно увидел все годы, прожитые вместе, — не со своей, а с ее точки зрения. Одинокие вечера. Несбывшиеся надежды. Утраченные иллюзии. Он то жил дома, то не жил. То уходил, то возвращался. Конечно, они договорились, подписали, так сказать, пакт о ненападении. Но какой была ее жизнь в то время, когда он ее не видел? Что было в жизни Ларисы, кроме театра и вечного ожидания — придет сегодня муж домой или не придет? Внезапно ему стало очень страшно. Он посмотрел в спокойные серые, пристально взиравшие на него глаза жены и отвернулся.

— Ты пела прекрасно, — только и сказал он.

Ему стало страшно за Аню Белько.

* * *

— Саня, ты у Богомолец был?

— Ч-черт, — пробормотал Бухин, — забыл совсем!

Катя Скрипковская кротко вздохнула.

— Я в прокуратуру поехал, — извиняющимся голосом сказал он, — а потом… Ну, замотался совсем. Забыл! Дома такое творится… Слушай, ты не знаешь, случайно, от чего они могут так орать?

Познания Кати Скрипковской о маленьких детях были довольно скудными, и поэтому она нерешительно предположила:

— Болит что-нибудь?

— Вроде бы нет, — пожал плечами молодой отец.

— Ну, есть хотят…

— Толстые обе, — мрачно сообщил Бухин, — Дашку уже всю дочиста сожрали. Врачиха говорит, нужно их больше прикармливать.

— Прикармливаете?

— Конечно.

— Чем?

— Ну… смеси молочные. Сок яблочный. Пюре овощное.

— А орут до или после еды?

— И до, и после. И даже иногда вместо.

Оба помолчали. Катя с сочувствием взглянула на напарника. Тот сидел с удрученным видом, и снова напоминать ему о Богомолец было как-то некрасиво. Поэтому она спросила о животрепещущем:

— А врач что говорит?

— Что все маленькие дети плачут.