Черт бы побрал эту дуру Сегенчук с ее ножницами! До премьеры всего неделя, а тут заварилась такая каша! И сегодня вместо прогона у них бесконечные допросы! Хорошо хоть эта противная баба… как ее… Сорокина кажется, не вызвала его в свою прокуратуру. А этот голубоглазый мент, похоже, ухлестывает за Алиной из хора. Тоже шныряет везде, да и с Алиной он, наверное, крутит для того, чтобы она ему доносила… А ведь он собирался эту смазливую Алину перевести на вторые партии — девчонка сильно выросла в последнее время. На следующий год можно было бы даже доверить ей Купаву в «Снегурочке». Партия сложная, но попробовать, во всяком случае, стоило… девчонка с темпераментом, может, и потянула бы…
— Так когда у вас премьера? — спросил Лысенко.
— Теперь — не знаю, — раздраженно ответил режиссер. — Афиши расклеены, билеты давно в продаже. Ничего себе — отличное начало сезона! Как это ей в голову пришло?
— Вы о Сегенчук? — спросил капитан.
— Именно, — подтвердил Савицкий.
— А что, вы бы действительно поставили ее на премьеру, если бы Белько отказалась петь?
— А с чего Анна будет отказываться петь? — насторожился режиссер.
— Ну… она себя плохо чувствует, как мне сказали.
У Ани действительно сильно опухла рука — эта идиотка своими ножницами, видимо, занесла туда какую-то инфекцию. Сегодня Аня даже осталась дома, потому что температура у нее поднялась до тридцати восьми, и он настоял на том, чтобы вызвать врача. Она сказала, что, как только жар спадет, приедет, но недавно позвонила и пожаловалась на сильную слабость. Голос у нее был при этом такой, что у него внутри все переворачивалось. Бросить бы к чертовой матери репетиции и этих настырных сыщиков с их расспросами и поехать к ней! Сказали же ей в больнице сразу, что лучше принимать антибиотики, но Аня почему-то заупрямилась. Он хотел даже оставить ее на пару дней в клинике, но она настояла на своем и уехала домой. Да, упавший сценарий — действительно дурная примета, недаром старые актеры перешептывались в кулуарах, что эта премьера обречена… Аня не в лучшем виде, и, возможно, придется ее заменить. Это плохо, он не любил перестановок в спектакле в последний момент.
— А если Анна Белько не сможет петь, вместо нее будет ваша жена? — продолжал допытываться мент.
— Ну… по-видимому, да. Наверное. Послушайте, почему вас это интересует?
— Или Сегенчук?
— Я не думаю, что Людмила Сегенчук вообще теперь будет работать в театре, — сухо сказал режиссер.
— Даже если некому будет петь премьеру?
— Да что вы понимаете в премьерах! — сорвался Савицкий.
— И в самом деле, ничего, — тут же согласился капитан, и артисту стало стыдно.
— Я думаю… если бы не было другого выхода, то — да, — неохотно согласился Савицкий. — Вся труппа, да и вообще весь коллектив театра, вложили очень много сил для того, чтобы открыть новый сезон «Катериной Измайловой».
— То есть вы бы поставили на премьеру Сегенчук? — зачем-то уточнил голубоглазый.
— Почему вы все время об этом спрашиваете?
— Потому что Сегенчук страшно рисковала, открыв замок и забравшись в гримерку Белько, чтобы подложить той записку, а затем испортить костюмы. И я хочу уяснить себе, насколько был оправдан ее риск. Значит, он был оправдан.
— Послушайте, костюмы, конечно, нелегко было бы восстановить за такой короткий срок, но это, наверное, не главное. Главное то, что эта дура старалась деморализовать Анну. Господи, но какая же дура! Угрожала ее убить! Я не хочу даже думать, что она могла отравить Оксану. Нет, это невозможно! Чтобы Люда Сегенчук… нет, я в это не верю. Она просто хотела испугать Аню… конечно, просто испугать, и все. И без Сегенчук сейчас в театре просто ад кромешный, — поморщился режиссер, — а тут еще она со своей дикой выходкой! И так сплошная суета, нервотрепка…
— …слухи, сплетни… — закончил за режиссера собеседник.
— Да. Слухи и сплетни, — подтвердил тот. — И все это бьет по нервам.
— Так что, вполне возможно, именно Людмила Сегенчук появилась бы на сцене в главной роли? Тем более, как я узнал, костюмы, которые шились на вашу жену, гораздо легче было бы переделать как раз на нее — у них и фигуры похожи, и рост один.
— Ну… я думаю, такая вероятность была, — нехотя согласился режиссер. — А правда, что это именно она написала Ане записку? — вдруг спросил он.
— А кто вам это сказал?
— Она так кричала, что это все слышали. Так правда или нет? — продолжал допытываться Савицкий.
— Есть такие вещи, как тайна следствия, — уклонился от ответа Лысенко.
— Значит, это она…
— Ничего это не значит, — почему-то рассердился милиционер.