Ядерные материалы

Он возвратился в иную страну, в иную эпоху, к иным людям, имеющим лишь знакомые внешние приметы, но и не более; прежним оставался лишь он сам, как заплутавший во времени странник — уже забытый и отчужденный от нового бытия старых знакомых.

Однако, вопреки сознанию оторванности от всего прежнего, непоправимо былого, вопреки всякой логике, в нем неожиданно и глупо возникло острейшее желание позвонить бывшей жене.

Предлог для звонка в конце концов имелся: как-никак, а их связывал сын…

Телефон жены не отвечал, пришлось связаться с одним из общих приятелей, и тут выяснилось, что экс-супруга со всем семейством два дня назад отбыла на отдых в Эмираты.

Положив трубку, он зашелся в приступе беззвучного, похожего на плач, смеха, представляя, как бы встретился в том же «Холидей Инн» с этой компанией… Дружная семья благочинных тружеников, пребывающая на отдыхе, и он, местный бомжующий элемент…

Да, хороша была бы встреча, ставящая жирную и безжалостную точку в одной из частей его жизненной эпопейки…

Ему стало невыносимо, до слез горько.

Вот же дурак! Все профукал! Самоубийственно и вздорно!

И только сейчас открывается, что единственная женщина, которую он любил, да и любит сейчас, как бы ни было муторно в том признаваться, — бывшая, увы, жена. И замены ей нет. И не будет, потому что потеряна она бесповоротно и навек. И все, чего сейчас желается, — чтобы она знала о его покаянии.

Нет на земле ближе ее… О том и не подозревающей. А ведь если она и припомнит его в разговоре, к примеру, с нынешним своим мужем, то — со снисходительным смешком: дескать, была же напасть!..

Взгляд его упал на видеокамеру, лежавшую на полированной плоскости приземистого комода из карельской березы.

С отчаянием неожиданного прозрения подумалось: «А может, точка поставлена в той самой части эпопейки, что предшествует эпилогу? Чем закончится грядущий рейс и вернется ли он из него?»

Его обдало мистическим холодком предчувствие скорой погибели. Но не страх перед смертью охватил на миг обмершую душу, а тяжкое осознание одиночества и безвестной кончины, не отмеченной ничьей скорбью о ней…

И захотелось вставить в камеру кассету, рассказать все, что бередит его душу, перед фиолетовой линзой объектива, оставив таким образом для утраченной и навсегда любимой, своеобразную предсмертную записку в том варианте, что с недавней поры стал возможен благодаря достижениям научно-технического прогресса…

Неуверенно усмехнувшись, он набрал номер некоего Геннадия — арендатора своей квартиры: следовало решить вопрос с авансом за следующий месяц.

Телефон арендатора был плотно занят, и, послонявшись по Дому, Крохин решил поехать к своему подселенцу вслепую, решив, что, не застань он его, все равно куда лучше побродить по городу, нежели сидеть сиднем у телевизора с сигаретой.

Геннадий, открывший дверь, был одет в наспех наброшенный на плечи плащ.

— Оказывается, я вовремя! — сказал ему Крохин вместо приветствия. — Ты на выходе?

Геннадий — полный, подвижный человек лет тридцати — суетливо сдернул с себя плащ, сказал:

— Входи, входи! Это — понты… Тут один корешок может завалиться… Сашка. Тогда, мол, извини, спешу по делу. А если подруга моя Лидка — только вошел, милости прошу… Пивка врежешь?

— Можно… — Крохин, потерянно осматриваясь, прошел на Кухню. — Чего это? — Ткнул пальцем в потолок со свисающими гирляндами отслоившейся краски.

— Да сосед залил, сука! — беспечно отозвался Геннадий, доставая из холодильника бутылки. — В который уже раз! Он у тебя что, Водолей по гороскопу?

— Да кто его ведает? — промямлил Крохин, злобно соображая, что квартирку ему арендатор уделал в пух и прах и ремонт обойдется в общую сумму всех вырученных дивидендов.

— Вот ведь как получается! — рассуждал тем временем Геннадий, грязной тряпкой протирая изрезанную клеенку. — Жилой дом — та же деревня. Имею в виду численность народонаселения. А никто никого толком не знает. Отсюда общественная отчужденность… И все последствия.

— Ну, езжай в деревню… — вяло порекомендовал Крохин, изучая подвешенного на вбитый в стене гвоздь огромного вяленого леща. Уважительно кивнул на рыбу: — Вот бы к пиву, а?

— Да ты чего, в нем тараканы живут! — отмахнулся Геннадий, вскрывая шпроты.

В подтверждение его слов из разверстых уст леща и в самом деле выползло упитанное усатое насекомое, поспешив по неведомым тараканьим делам в щель под кухонной мойкой. Крохин передернулся от отвращения. Уловив его мимику, Геннадий виновато признался:

— Надо тараканомора бы вызвать, да вот денег нет, поистратился я тут авария в пьяном виде… Свою тачку восстановил, чужую, укрепил материальную базу гаишников…

— Значит, — почувствовав благоприятный момент, начал Крохин, нуждаешься? А у меня к тебе как раз денежное дельце… Слепишь его — хватит на то, чтобы во всем доме тараканов извести. Я, видишь ли, в плавание подписался… На «Скрябине».

— Это что-то там с Гринписом связано?..

— Точно. Переводчиком я устроился… И, значит, хозяин мой в случайном разговоре… В общем, говорит, боюсь, что экипаж кучей всяких блатных нашпигуют…