Ягодные Земли

Он забросил диплом и целыми днями лежал на диване, уткнувшись в стену, вставая только, чтобы перевернуть кассету с Брайаном Ферри.

– Slave to love

And I can't escape

I'maslavetolove

, – выводил сладкоголосый британец.

(Раб любви

И я не могу скрыться,

Я – раб любви)

Кириллу всегда до слёз нравилась эта песня. Странно, сейчас ему казалось, что Ферри знал, что будет плохо и пел про него – раба любви.

Изредка на краешек присаживалась его мама Татьяна Витальевна, и гладила по голове, убитое горем дитя.

– Ничего, сынок, всё пройдет, найдешь другую, а такое несчастье только закалит тебя, и запомни сына, главное чтобы тебя любили больше, чем ты их, – в общем, говорила Татьяна Витальевна тот стандартный набор слов, которыми утешают все матери мира, своих несчастных брошенных сыновей.

Через две недели он встал с дивана, помылся и побрился, одел костюм и сходил в деканат за списком сельских школ нуждающихся в услугах учителя географии.

Придя домой, скинув ботинки, достал из шкафа толстенный атлас, выпущенный еще до его рождения и начал подробно изучать листы северных территорий Русской равнины.

Его взгляд метался среди лабиринтов рек и бескрайних болот, переваливал через возвышенности, цеплялся за изгибы береговых линий приполярных акваторий. Наконец он выбрался на Белое море у мыса Рай-Наволок. Надо было что-то решать.

Кирилл лег и уставился на трещину в потолке, голова его была переполнена топонимами, которые звучали сказочной северорусской музыкой.

– Вороничница и Колоконница, Половинница и Голомяная Луда, Спасов Наволок и Глазаниха, Ковкуниха да Богомолиха, а за Тонной Лудой – Мертвецкая Корга, – тихо сказал он. – Как красиво, похоже на поморское заклинание.

Он поднялся, зажал кулаки и закрыл глаза:

–Келда, Вель,

Сотка, Пель,

Сия, Сылога,

Лувеньга да Воньга,

Нюхча, Шуя,

деревня Уя,

райцентр Новолавела,

хочу, чтобы Вика со мною сидела,

– прошептав эту несуразицу, Кирилл ещё крепче зажмурил глаза и стиснул кулаки, так, что затрещали фаланги пальцев, а потом расслабился и замер.

–Ему послышался знакомый смех… – «А вдруг…?»

– Кирюша, иди кушать, – нарушил тишину, матушкин голос с кухни.

–«Мама, блин, ты что, издеваешься?» – он открыл глаза и оглянулся вокруг, Вики рядом не было.

После ужина и пары часов блужданий на карте, минуя Малиновые Варакки, Пулонги, Валдаи и Мудьюги, Кирилл наткнулся на поселок Клюквенный Наволок, который был в списке приоритетных направлений. Населенный пункт находился между двух озер, обрамленных, судя по непрерывной голубой штриховке, обширными болотными массивами. Он взял карандаш и несколько раз обвёл название «Клюквенный Наволок».

Так решилась судьба Кирилла. Сам ли избрал он этот путь, или чья-то высшая воля водила по карте пальцем, мы не знаем, но в любом случае этот выбор коренным образом поменяет не только его жизнь. Через боль и страдания, любовь и ненависть, пройдет десяток людей. И жизнь уже не будет прежней в селе, где он будет работать учителем.

2

Государственные экзамены позади и диплом защищен на «отлично». Документы отправлены в районный отдел, и радостные чиновники Министерства образования поставили галочку в отчете.

Лето, давно перевалило за экватор, заступил на смену август, билеты куплены, рюкзак собран. И ничего не хочется.

Кирилл лежал на диване, изучал неизменную прореху в потолке, которая сопровождала его в счастье и в горести, так можно изучать всю жизнь линии на своей ладони, вроде ничего не меняется, но под настроение очень увлекательное зрелище.

На эту же трещину в бетоне смотрела Виктория, когда у них случился первый раз. Он неловко ерзал, потом затих и пытался найти ее взгляд. Вика спокойно покосилась на него прозрачными глазами, потом немного подождала и спросила:

– Где ванная?

От нахлынувших воспоминаний стало тошно. Кирилл вздохнул, взгляд перешел с потолка на плакат с Сильвестром Сталлоне в роли Джона Рэмбо.

Позвонил телефон, он встал, прошёл в прихожую, взял трубку:

– Алло.

– Полкило ряпухи не желаете? – спросили на том конце провода.

– Пожалуй, возьму килограмм!

– Может, пойдем, прогуляемся? – это был его друг Петр Казаков.

– Пойдем.

Они встретились на остановке, сели в потрёпанный грязно-жёлтый «ЛиАЗик» и доехали до набережной. В ларьке купили по паре склянок четвёртого номера, разместились на гранитных блоках. Много шутили, но с каким-то тоскливым оттенком, гораздо темнее, чем выпитое ими пиво. Время бежало, уронила чёрный занавес, августовская ночь, молодежи вокруг стало еще больше, чем днем. Тёплый воздух заполнился пьяными визгами.

– Пойдём куда-нибудь, где потише, да возьмём, что-нибудь покрепче, – предложил Кирилл.

– Пойдём.

В ларьке за железнодорожным вокзалом, пошарив по карманам, наскребли на две бутылки «Стрелецкой» горькой настойки, полкило колбасы, хлеб и пластиковые стаканчики.