Ягодные Земли

После обеда, состоящего из булки и литра кефира, Кирилл перебрался в кабинет биологии. В лаборантской, не в пример обширней, закутка в классе географии, царил порядок. Натертые до блеска микроскопы замерли в звеньях по четыре за стеклянными витринами шкафов, на стеллажах в шеренге по одному, клюв к клюву выстроились в шеренги чучела грачей. Приготовленные учебники разложены в идеальных стопках. Пособия рассортированы по классам, от ботаники к общей биологии, каждые в своей ячейке, сколоченной из тонких отшлифованных реек.

– Эх, Семен Васильевич, какой же вы молодец, – воскликнул Кирилл, оглядевшись, – Как жаль, что так получилось.

Семён Ипатов, как заметила директриса: «учитель от бога», – уставший мужчина средних лет, облаченный в растянутые спортивки и хэбэшный серый халат, в это время стоял с открытым ртом перед дежурной сестрой, показывая, что добросовестно проглотил выданные ему послеобеденные таблетки.

В кабинете биологии было много цветов, на каждом горшке наклеена этикетка с русским названием и видовым обозначением на латинском языке. Знаток комнатных растений Кирилл был так себе, из всего многообразия узнал только герань, фиалку и алоэ.

– «Да еще вот этот с жесткими листьями – «тёщин язык» вроде бы».

Он потрогал продолговатый зелёный полосчатый лист.

– Знаете, как называется этот цветок?

Кирилл вздрогнул и повернулся. У двери улыбался голубоглазый коренастый мужчина с седым ёжиком и перебитым боксёрским носом.

– Тёщин язык?

– Сансевиерия! Семён, кстати, не любил простонародные названия, все ему надо было по науке.

– Сансевиерия, – повторил Кирилл, красивое слово, звучит как испанское женское имя, решено, назову свою первую дочь Сансевиерией.

Мужчина со сломанным носом рассмеялся.

– Я Юкко, учитель труда, и так сказать кризисный менеджер на все руки, даже англичанку замещал, – протянул он руку Кириллу.

– Очень приятно, Кирилл, ваш новый географ и как оказалось биолог.

Юкко зажал пятерню нового товарища широкой мозолистой ладонью.

– Можно, на «ты» Кирилл?

– Без проблем.

– Вижу у Семёна оставлено все в порядке, предлагаю тебе, Кирилл, спуститься ко мне, в кузню Гефеста, так сказать, в царство огня и труда и отведать за знакомство неразбавленного вина, – с этими словами Юкко, не дождавшись ответа, мягко приобняв Кирилла, как старого хорошего знакомого, увлёк в свои мастерские.

В распоряжении Юкко Матвеевича были два класса: слесарный, с токарными станками и широкими столами, оббитыми толстым листовым железом с прикрученными чугунными наковальнями и тисками, и столярный – с верстаками для работы по дереву. В торце второго кабинета, находился шкаф с развешенными ножовками, стамесками и киянками. Подойдя к нему, Юкко двинул плечом, стенка с инструментами плавно отъехала влево.

– Прошу к нашему шалашу, – подмигнув, сказал он.

Кирилл заглянул в маленькую уютную комнатку, с диваном и журнальным столиком.

– У вас тут как в Версале, тайные покои и секретные двери.

– Кирилл, мы же на «ты».

–Как то непривычно, все-таки, разница в возрасте…

– Мне всего полтинник, – Юкко перегнулся за диван и достал из маленького холодильника бутыль с мутной жидкостью, кусок сала и банку с солёными огурцами.

– Ничего себе «всего», до тридцати бы дожить.

– Не смеши мои седые ноги, «дожить» – хохотнув, трудовик расставил угощение на столе, взял из маленького, самодельного шкафчика в углу, тарелки, стопки, складной нож и полбуханки хлеба. Одной рукой, ловко раскрыв складень нашинковал сало и хлеб.

– Сколько тебе, двадцать два, двадцать три?

– Двадцать три.

– Банально прозвучит, но в твоём возрасте жизнь, можно сказать, и не начиналась, – Юкко взял бутылку и посмотрел на Кирилла. – Наверно ты считаешь себя взрослым, но извини, сейчас не война, это только на фронте люди взрослели в восемнадцать за считаные дни на передовой. Ты думаешь: «Ого! Я видел кое-что», и даже был влюблён. Скорее всего, тебя бросили, и от обиды и страданий, наверно сюда убежал.

– Да, как так, Юкко, –прямо в точку, хотя мне стыдно это признать!

– Юкко пожил, Юкко знает! Кто еще по своей воле в наш клюквенный угол заглянет, только на охоту, или за ягодами. Давай ка выпьем, за знакомство, – он наполнил стопки, и передал одну молодому коллеге, – Будь здоров! – и сразу выпил.

Кирилл стоял, о чем то задумавшись. Может, вспомнил, как целовал смеющуюся под дождем Викторию.

– Чего греешь, пей, а то стоит тут, как Алла Пугачева с микрофоном. Не боись, самогон личного приготовления, проверенный.

Кирилл отогнал от себя сладкие воспоминанья и опрокинул жидкость в рот, поперхнулся слегка, резко выдохнул и закусил салом.

–Ну как?

– Да вроде ничего, – сказал Кирилл, присаживаясь на край дивана.

Юкко двинул стул и сел напротив.

– Ну, рассказывай, почему докатился да такой жизни?