Ягодные Земли

В тот вечер, после посиделок с трудовиком, добравшись до дома, после безуспешной часовой борьбы с учебниками, отрубился до утра без сновидений. За короткий промежуток, он предпринял несколько честных попыток составить план по вводному уроку для самого главного, выпускного класса, потом плюнул, взялся читать о строении клетки, перепрыгнул к простейшим. Дефиниции путались, митохондрии искрили, мембраны не пропускали подгулявших весёлых молекул, инфузории туфельки танцевали фокстрот вместе с мухами дрозофилами, голодные собаки Павлова выли на заднем дворе, а горошины пастора Менделя, скатывались по растянутой пружине дезоксирибонуклеиновой кислоты и с веселым визгом падали в первичный бульон.

– «Дрозофила», – это слово любил повторять один знакомый студент, по кличке Леденец, с факультета физического воспитания. Его взяли без экзаменов, за какие-то заслуги в спорте, поэтому он вряд ли знал, что «Дрозофила» – мелкое насекомое из семейства плодовых мушек (Drosophilidae), из своей короткой жизни и простоты выращивания, является идеальным объектом для генетических исследований. Кирилл волею случая попал с будущими физкультурниками в колхоз после первого курса.

– «Самоуверенные мясистые парни, где они сейчас?»

Леденец, был важный, накачанный перец, в свои 19 лет, кажется, познавши смысл жизни, он был уверен в себе, как Гитлер в июне 1940 года. Помните ту фотографию со Шпеером на фоне Эйфелевой башни?

Для Леденца слово «Дрозофила», выхваченное в коридорах универа, несло запредельный трансцендентный смысл, но могло быть использовано как восхищение или ругательство.

– Дрозофила, – восхищенно говорил он, подпирающий небо на картофельном поле, мечтательно смотря на низколетящий пожарный вертолет. – Яка, Дрозофила, – выдыхал он, выпив полстакана самогона. – Ах ты Дрозофила сраная! – обращаясь к обидчику, оглоушившему его штакетом по голове возле сельской дискотеки.

– «Вот така дрозофила», – Кирилл повернулся на другой бок. Сон все не шёл.

Вдруг комната осветилась белым светом.

– «Раз, два, три», – начал отсчет Кирилл, на «семи» раздался гром. Учтя, повышенную влажность и температуру воздуха, он предположил что гроза, где-то над болотами в двух с половиной километрах от села.

Скорость звука в таких условиях с 332 метров в секунду (при 0 градусов Цельсия) возрастала на 15-20 метров до округленных 350 метров в секунду. Помножив рассчитанную скорость на время прохождения звука (7 секунд), оп получил искомое расстояние. Все эти расчеты Кирилл произвел в уме и удовлетворенно хмыкнул. Папины уроки не прошли даром.

Он вспомнил отца, и ту страшную грозу. Они лежали вдвоём в маленькой брезентовой палатке, на дачном участке, поросшем кряхтящими на ветру и дожде вековыми соснами.

В начале девяностых, уже умирающий завод по производству лесных тракторов, где работал ведущим инженером, Савельев старший, выделило работникам кусок леса в тайге, в пятидесяти километрах от города. Около сотни человек получили по пятнадцать соток серого гранито-гнейса и валунов, перерытых травянисто-моховым ковром и поросших светлым корабельным лесом. В качестве бесплатной радости природа снабдила этот край тучей гнуса, клещами и гадюками, которые чёрно-серыми клубками извивались на валунах в первые дни начала лета. Отец был счастлив.

Машины в семье не было. Рейсовый автобус высадил новоиспеченных дачников на трассе, дальше надо было идти десять километров по лесной убитой грунтовке. Нагруженные запасом еды на две недели, с палаткой, вёдрами и инструментом, вдвоём они вышли к своей земле. Тринадцатилетний Кирилл, почувствовал себя Робинзоном Крузо. Отец не делал поправку на возраст. Киря рубил деревья, таскал бревна, корчевал пни. Первые дни болело всё тело, сводило мышцы, но потом прошло, мальчик становился мужчиной. Вечером, отец, посмеиваясь, выковыривал впившихся за трудовой день клещей из спины сына.

– Только маме не говори, – замечал он, бросая извлеченных кровососов в костёр.

На исходе второй недели жара достигла пика. Ближайшие ламбы с водой цвета крепкого чая прогрелись до температуры тела и купание не освежало. Змеи, кожаными лассо замерли на раскаленных камнях. Вечером пропали комары и замолчали птицы. Ближе к полуночи на лес обрушился шквалистый ветер, высокие сосны гнуло в коромысло, вдруг сверкнуло, и грянул гром, так, что зазвенело в ушах. По палатке замолотил дождь. Гром не прекращался, вспышки освещали палатку даже через брезент. Наверно отец почувствовал первобытный страх сына. Одно дело в городской тёплой квартире пережидать непогоду, а совсем другое – лежать на каменистой земле, где от чёрной разбушевавшейся бездны, тебя ограждал только тонкий слой ткани.

– Вот, смотри, сверкнуло. Считай, сколько секунд, «раз», – на счет «два», раздался грохот, – значит гроза в двух километрах. Кирилл позже узнал, что отец лукавил, успокаивал сына, намеренно увеличивая расстояние от их лагеря до места удара молнии. Гремело на счет «пять», потом на «восемь». Временной разрыв между молнией и громом стал увеличиваться, ветер стих, и Кирилл уснул.