Ягуар, или Тот, кто живёт один

Когда солнце находилось в своей высшей точке, могикане отправились в путь. Они были достаточно легко одеты для того времени года, но теплые шкуры взяли с собой, чтобы прохладной ночью можно было под ними укрыться и обогреться. Они шли не торопясь, и пришли к ирокезам только к полудню, проведя в дороге чуть меньше двух суток. Когда они приблизились к лагерю, их заметили несколько макуасов, блуждавших вокруг своих владений, на своей оборонительной позиции. Шло всего два могиканина, их звали Иси и Керук, что по-ирокезски значило Олень и Медведь соответственно. Шли они спокойно и непринуждённо, будто просто прогуливались по лесу, оружие мирно было заткнуто за пояс-при них были только томагавки и пара кинжалов. Минги встретили их с небольшой тревожностью, и один повёл гостей к вождю, другие же остались наблюдать, не привели ли они за собой остальных воинов. –Чем можно объяснить такую смелость могиканских воинов? – Мы к тебе с посланием от белого вождя. Мудрый бледнолицый предлагает тебе сделку,– с эти словами Медведь протянул Аскуну маленький сверток, но Змея не стал разворачивать сам, а указал Энэпею, чтобы он сделал это. Энэпей подчинился, и развернув свёрток, издал тихонькое и удивлённое «Ууух». В свёртке лежала прядь чёрных и очень длинных волос, которые Энэпей сразу же узнал. – Пока ирокезский вождь молчит, со скальпа его дочери будет исчезать прядь за прядью, пока не останется одна. –Вождь молчит, потому что не слышал ещё слов, на которые можно было бы дать ответ. Говори, грязный могиканин, что хочет твой бледнолицый союзник. -Белый вождь хочет, что бы онейда оставили эти земли и вернулись к своим женщинам на Онтарио. Там их никто не тронет, и там они могут добывать себе дичь как и когда им захочется. Выждав несколько минут, как подобает настоящему вождю, Змея наконец начал высказывать свой вердикт. –Что бы ирокезы оставили единственный шанс на благополучное существование? Ни один бледнолицый, и ни один могиканин, пришедший к нашим вигвамам, чтобы изгнать нас, не уйдёт живым из нашей деревни. Но мы прощаем Оленя и Медведя, и даруем им жизнь, чтобы они могли вернуться к своему белому вождю,– выделил с презрением Аскун,– и передать ему ответ Великого вождя могучего племени онейда племени ирокезов. Мы не сдадим границы без боя, и ничто не заставит нас убрать часовых со своих постов. Они будут стоять до конца, и следить, так же зорко, как орёл, парящий в небесах, следит за своим гнездом, и бросается на помощь, извещая своим криком об опасности, если видит зло, что приближается к его птенцам. В недоумении стоящий Энэпей не рискнул прервать отца, и высказаться на этот счёт. Ему показался странным слишком быстрый ответ вождя, он считал, что нужно было, как минимум, собрать совет, и вместе решить, как поступать, но оказалось, вождь, в такой несвойственной для индейцев манере, уже всё просчитал, и ответ был готов заранее у него в голове. Такое редко бывает у индейцев, ибо они не живут будущим, и не смотрят дальше горизонта, они решают дела по мере их поступления, и редко продумывают действия вперёд, полагаясь лишь на свою интуицию. –Вождь сказал своё слово, и мы не отдадим границы, даже если вы принесёте скальп той девушки, что сидит сейчас в ваших вигвамах. Могикане, пришедшие в недоумение, были обескуражены, они полагали, что известие о том, что дочь вождя подверглась, хоть и не значительным, потерям приведёт Аскуна в ярость, они уже прокручивали в своих головах, как вождь, чья сила и красота уже катилась к закату, будет рвать и метать, круша всё на своём пути, и какова будет его беспомощность и отречённость в этом деле. Но Змея не оправдал их ожидания, и с хладнокровным видом приказал провести могикан до границы своего лагеря и отправить их в путь под зорким наблюдением. Аскун направился в свою хижину, но Энэпей, перегнавший его, остановил его весьма быструю поступь. –Отец, не ужели ты не узнал локоны своей дочери и моей сестры? Или ты действительно хочешь, чтобы её скальп красовался на поясе у могикан? Или ты простишь то, что какой-то грязный ингиз, хоть и лицо его бело, как снег, обманул девчонку и силой потащил с собой? –Он не тащил её силой, она ушла сама. Она добровольно предала руки, которые её кормили и согревали. –Что?!Проклятый ингиз! Он влюбил в себя её нежное сердце, и обманул! Он не достоин даже того, чтобы рука ирокеза убила его, для него это будет слишком почётно,-бесновался Энэпей, но отец его не поддерживал. – Сердце ирокезки не разглядело обмана, и предало свой народ, ей нет больше места в наших вигвамах. Её место теперь там, где покоятся все предатели. Вождь, очевидно, был полностью обескуражен и растерян, на его лице появлялись страдальческие ужимки, но он не стал изменять своё решение, и даже не послал отряд вдогонку за могиканами. Тогда Энэпей рассвирепел ещё больше, – Мы должны защищать ирокезских женщин. Они не мужчины, что убивают своих братьев, когда предают их, и ты знаешь, какое нутро у твоей дочери, она воистину дочь Маниту, а не твоя! – раскричался Энэпей,– вождь ещё не стар, но мыслит как дряхлое полено, и боится покинуть свой вигвам, даже когда дочь его оказалась в руках врагов, которые обесчестили её. Он не в силах мыслить здраво и уже не понимает где смерть, а где жизнь. Бойся дальше вождь, если ещё есть право так тебя называть, а я поведу отряд, чтобы спасти дочь Маниту, у которой дух крепче всякого металла, что видел когда-либо ирокез! Этими репликами Энэпей привёл всех собравшихся ирокезов в такой восторженный ужас, что они то и дело издавали свои излюбленные «Ууух!», но каждый по-разному – кто-то с благоговейным восхищением, а кто-то с презрительным неодобрением. Но Энэпей должен был занять место вождя, когда тот отошёл бы в мир духов, и его почитали не меньше, чем Аскуна, который, впрочем, никак не отреагировал на выкрики своего сына, и невозмутимо удалился в свою хижину. Тогда будущий вождь, который вёл себя поистине храбро и дерзко, собрал практически всю деревню вокруг себя, и начал издавать непоколебимую тираду, вспоминая, какой является Мимитех по своей сути. Тогда он начал извлекать из себя всю свою благородность, придавая своим словам настоящее величие, что сулило ему успех в конце его речи. Он начал облагораживать всех ирокезских женщин, напоминая всем, какую суровую тяжбу они несут на своих плечах, говорил о том, как трудно им приходится справляться со всем хозяйством, что выпадает на их долю, как они делают для своих мужчин удобные жилища и одежду, как они, каждый день занимаясь непосильным трудом, сохраняют теплоту и уют вигвамов. Заканчивал он словами о том, каким является сердце юной девушки, которая за всеми своими заботами уже перестала понимать где искать добра, а где зла, а так же напомнил, что они как воины должны защищать женщин, когда их настигает такая опасность. Многие воины поддержали его, но были и те, кто презрительно отвернул свои лица от молодого ирокеза, и жужжащим нудным тоном дали понять, что не собираются тратить свои силы на предательски сбежавшую с пленником девушку, тем более что она помогла ему в этом, сулившем беду, деле. Но Энэпей не стал обращать внимание на этих воинов, и распорядился, чтобы те, кто готов пойти с ним, собрались у шалаша для оружия через несколько часов, тем самым дав каждому время, чтобы хорошо обдумать своё решение. И пока ирокезы это делают, перенесёмся во французский лагерь, где с нетерпением ожидали прихода могикан. Предвкушая победу, генерал Шароль, уже было хотел сворачивать свой лагерь, но гурон, объяснивший ему обычаи индейцев более подробно, заставил генерала повременить и не надеяться понапрасну. По наставлению всё того же гурона, Мимитех же уже не была связана, и спокойно сидела у разведённого ею же костра, когда вечер начинал вступать в свои права. Она смущенно оглядывалась по сторонам, и хоть её лицо не выдавало никакого беспокойства, всё же она была абсолютно подавленной. В её душе томились несчастные думы и казалось, они предрекали её скорую гибель. Минуты бежали не так быстро, как хотела девушка, чтобы скорее избавить своё тело от сердечных и душевных мук. Она была обманута и опозорена, но что хуже всего – она стала предателем своего народа, хотя и знала, что ни один ирокез не поверит тому, что она предприняла такой отчаянный шаг сама, пока не услышит это из её собственных уст, но как девушка правдолюбивая, она не смогла бы держать в себе эту тайну, и несомненно опозорила бы вождя своей выходкой. Когда она сидела, полностью погружённая в свои думы, но с необычайно серьёзным и в тоже время спокойным выражением лица, к ней подсел Науэль и заговорил с ней, как ей поначалу показалось, как с другом. – Дневная Певчая поникла головой, но не духом, хоть и не щебечет больше так сладко, как прежде. Дневная певчая совсем не щебечет. – Гурон, твои слова такие же мягкие, как пух гуся, но ими набита подушка так сильно, что голова прислоняется к ней, будто к камню. Новая Луна больше не верит мягким словам врагов или друзей. –Гурон не друг Дневной Певчей, но и не враг ей. Он не лжёт ей, когда говорит, что ему нравится её голос. Ему всего лишь нравится голос ирокезки, и он не собирается пользоваться им, чтобы одурманить других. Он воспользуется её кровью как принадлежностью к роду. –Мой род откажется от меня, гурон, когда узнает, что стыдливая крыса завелась в их вигвамах. – Он уже знает об этом, но часть ирокезов благородна, и будет защищать свою женщину. – Гурон говорит то, чего не знает даже Маниту. –Маниту сообщил мне об этом, устами юного могиканина. Читатель верно помнит, что когда брат Мимитех пытался образумить отца, последний сказал, что знает, как поступила его дочь, и теперь должна считаться предателем. У Науэля был свой план, который он прорабатывал до малейшей детали, и чтобы успех был гарантирован, он решил исключить появление всех возможных трудностей, чтобы исполнить свой замысел. На разработку плана его острому уму не потребовалось много времени, и ночью того дня, когда ирокезская девушка появилась во французском лагере, он отослал совсем юного могиканина, который постоянно вился возле него, в деревню онейда, чтобы отдать вождю послание, в котором было извещение о действительной сущности того предприимчивого поступка, который совершила дочь вождя. Змея сразу понял, в каком положении находится его племя. Если бы его дочь подверглась пыткам, посредством которых француз заставил девушку развязать ему руки, такой не по-индейски мнительный и чувствительный вождь непременно согласился бы на обмен, но так как она стала предателем и изгоем, её ждала расправа от рук ирокезов, и Аскун передал с юношей свой ответ на словах, в котором ясно говорилось, что хоть и девушка стала предателем, всё же найдётся добрая часть воинов, которые будут защищать её честь, веря в свою правоту, пока не услышат все обстоятельства дела из уст самой сбежавшей с пленником ирокезки, и если её вина подтвердится, они созовут совет. Читатель верно будет недоумевать, от чего вождь такого племени как ирокезы проявил такую снисходительность и поделился сведениями со своим врагом, что при обнародовании неизбежно сулило ему также стать предателем. Хоть и вождь действительно не был стар, его сердце тяжело болело, и он не мог дышать так легко как раньше. Его переполняли горькие и мучительные чувства потери, и он был близок к отходу в мир духов, как казалось его разуму, затуманенному печалью и скорбью. Он был подавлен и угнетён потерей дочери, но в тоже время храбрость и предприимчивость гурона располагали его внимание, и он не стал игнорировать послание, переданное проворным могиканином. Науэлю оставалось ждать ответа от минга, чтобы быть точно уверенным в успехе своего плана, и он дождался его, когда белые отправили могикан со своим предложением к ирокезам, вертлявый могиканский юноша уже прибыл обратно с ответом от Змеи, который Науэля нисколько не разочаровал, а только поставил прекрасный восклицательный знак в предложении о его плане. Разговор Мимитех и Науэля продолжался ещё несколько минут, хоть и между фразами общающихся были довольно долгие промежутки молчания. Они совсем не смотрели друг на друга, но как только Ягуар сообщил девушке, что её племя знает о её поступке всё, каким он был, девушка взглядом, полным безнадёжной отчаянности посмотрела на Науэля, и столкнувшись взглядами заметила на его лице тень торжественной ухмылки. – Они узнали от тебя, гурон, я это вижу. Но так и лучше, да, так лучше. Ты избавил меня от страдания, которое мне причинило бы неизбежное признание в своей вине. – Ягуар милосерден, он помог тайне ирокезки обнаружится, она не будет страдать от попыток оправдания. – Я бы не стала оправдываться, гурон, в том, что совершила проступок против своего племени. Я бы не стала защищать себя от заслуженной казни, так делают только бледнолицые. –Не все бледнолицые одинаковы. Проворный Ягуар много где бывал, и видел много бледнолицых. Были и те, кто не уступил бы в храбрости и честности индейцу. Дневная Певчая судит только по тому, что видела, подобно тому, как говорить, что все горы маленькие, когда ты видел только камни. Ирокезка увидит горы, если пойдёт с Ягуаром. –Ирокезская девушка никогда не отправится вслед за гуроном. Она луче примет смерть, достойную или же нет. –Дневная Певчая храбрая девушка, но она слаба. Отец отказался от неё, но брат чувствует запах родной плоти, и помчится за ней, чтобы, если ей и суждено сгинуть, отдать её Великому Духу в родных ей местах, и чтобы свой последний вдох она сделала одним с ним воздухом. – Новая Луна мечтает вдохнуть родной воздух в родной ей овачире. И ничто не отделит её от брата, даже если Великий дух придёт за ней, чтобы увести в свои края, полные дичи и бескрайних вод. –Пусть ирокезка не говорит того, чего не знает даже Маниту. С этим словами Науэль оставил девушку и присоединился к остальным индейцам чтобы начать вечернюю трапезу. Пару часов спустя в ирокезской деревне, после того как Энэпей закончил свою ораторскую речь, практически половина воинов собралась у вигвама с оружием. В этот трудный час собрались те, кто любил и уважал дочь вождя, и был готов идти за его храбрым сыном и совершить спасительную миссию прекрасной и добросердечной девушки. Отэктэй, хоть и был хладнокровным и жестоким, а по отношению к Мимитех невежественным, всё же не мог оставить девушку в руках бледнолицых и могикан и согласился пойти с Энэпеем. Окэмэн также не остался в стороне, они росли вместе и для него Мимитех была как родная сестра. В этом же отряде оказалась и Ватанэй, возлюбленная Энэпея. Женщины никогда не принимали участие в боях и не имели, обычно, даже права на слово, если речь касалась войны. Как и все индейские скво, Ватанэй управляла хозяйством, но бесстрашный поступок в доказательство своей силы помог ей обрести друзей среди мужчин, и возлюбленного, с которым она решила не расставаться даже во временя самой кровопролитной войны. Некоторым женщинам давали охотиться вместе с мужчинами, но это было очень редко и не во всех племенах. Ватанэй же оказалась исключением, и возможно благодаря своей связи с сыном вождя, ей нашлось место среди мужчин, хоть и мнение её было не так ценно. Столпившиеся в кучу ирокезы покорно молчали и ждали, когда заговорит, назначенный на время похода, их молодой вождь. Хоть и Энэпей ещё не мог полностью взять руководство в свои руки, так как его отец еще был в здравии, все единогласно решили, что предводителем в этой компании будет именно он. Энэпей заговорил, и начал призывать всю храбрость, честность и мужество тех, к кому он обращался. После бравады, принёсшей ослепительный успех говорящему, все собравшиеся решили отправиться в путь на рассвете. Отэктэй приказал проверить оружие, а Ватанэй ушла к остальным женщинам, чтобы помочь в приготовлении ужина и подготовке к утренней трапезе, что бы на рассвете они не теряли время и всё было готово, ибо путь предстоял не лёгкий, и был возможен трудный бой, победа в котором будет требовать много сил.