Якорь в сердце

Ночь благосклонна к тем, кого преследуют. Покровом тьмы она укрывает их от враждебных взоров. Но в той же тьме кроются и опасности. Ночь беспощадно холодна, в просветах туч мерцают равнодушные звезды. В такое время прогулка по улицам навлекает подозрение… Так что лучше притвориться подгулявшим, подвыпившим парнем, который никак не может проститься со своей зазнобой и все нашептывает ей нежные слова. Даже ночные сторожа, первейшие осведомители рижской префектуры и политуправления, не обращают внимания на такие парочки.

Сытый, отдохнувший человек без особого труда переносит и холод, особенно если на нем теплое пальто и меховая ушанка.

А Эдуард Смилтен с утра на ногах. Весь день и росинки маковой во рту не было. Одежда на нем далеко не теплая, к тому же сильно поношенная. Но мысль о том, что нынче ночью должны наконец дать результаты усилия многих недель, радостно возбуждает его, придает сил.

День начался как обычно. К восьми утра Эдуард уже в порту, среди безработных, которые поджидают, не понадобятся ли грузчики. Напрасная надежда! Редко какое торговое судно заглядывало в Ригу в годы кризиса. Смилтен работы не искал, но появлялся в порту каждое утро. Он ничем не должен выделяться среди других, он должен быть одним из этих горемык, которые в поисках куска хлеба толпятся в порту, на базарах, у фабричных ворот, перед зданием редакции «Яунакас Зиняс» («Последние известия») — всюду, где мерцает хоть малейшая надежда заработать лат-другой на пропитание себе и семье. Уверенней всего чувствует себя Смилтен среди людей, в толпе, в сутолоке. Здесь легче незаметно, пожав товарищу руку, вложить в его ладонь шуршащий исписанный листок, или передать в свернутой газете воззвание, выслушать сообщение, дать совет… А главное — здесь он в постоянном контакте с рабочими. В общении с ними Смилтен черпает темы для своих пламенных статей. Нынче ночью, если ничего не сорвется, одна из этих статей станет передовицей подпольной газеты «Яунайс Комунарс».

С тех пор как Смилтен, вернувшись в Латвию, снова работает в подполье, возобновление издания газеты было главной его заботой. После недавней волны арестов комсомольское подполье снова окрепло, зажило полнокровной, целенаправленной жизнью. Все новые молодые товарищи пополняли ряды борцов. В прежнем ритме забилась революционная деятельность в Лиепае, Вентспилсе, в городах и селах Латгалии. Участились лесные митинги, стачки, демонстрации; классовая борьба ширилась и обострялась изо дня в день, и потребность в нелегальной литературе с каждым днем возрастала. Тем чувствительнее ощущал Центральный Комитет комсомола недавний провал подпольной типографии своего боевого органа — газеты «Яунайс Комунарс» — и арест ее сотрудников. Без газеты, глашатая правды, трудно охватить широкие массы рабочей молодежи.

Сравнительно легко было найдено подходящее помещение для новой типографии. В конце улицы Бривибас, в рабочем районе, за Воздушным мостом, в просторном дворе дома № 170, была небольшая ремонтная мастерская, в которой работало два старых подпольщика. Своим человеком был и дворник. Довольно легко разрешился и вопрос о транспорте: мало ли возят в ремонтную мастерскую тележек и тачек с ломом, моторами, трансформаторами и прочим старьем!

Постепенно туда доставили все оборудование типографии. Осталось привезти типографский набор и два рулона бумаги — их раздобыла ячейка бумажной фабрики «Лигатне». Первый номер газеты должен завтра попасть к читателям. Значит, необходимо выпустить ее нынче ночью. Вот почему не до сна сейчас Эдуарду Смилтену.

Подняв воротник, чтобы хоть как-нибудь защитить уши от леденящего ветра, а лицо — от любопытных взоров, Смилтен стоял на углу улиц Бривибас и Дзирнаву. Издали могло показаться, что он едва держится на ногах. И не удивительно, что человек пьян, если он в такой поздний час шатается в этом районе ночных притонов. На самом же деле он притопывал ногами в худых туфлях, чтобы согреться. Дрожала от холода и светловолосая девушка, уцепившаяся за его локоть. Из освещенных подвальных окон «Максима-Трокадеро» лилась танцевальная музыка, и в такт мелодии Илга раскачивалась, пританцовывая. Эти странные движения позволяли ей лучше наблюдать за улицей, незаметно просматривать ее в разных направлениях. Она первая и заметила притаившуюся в тени дома фигуру.

— Какой-то подозрительный тип клеится, — шепнула Илга.

А тот вдруг в открытую двинулся к паре.

— Здорово, Янка, насилу тебя узнал, — сказал он.