Яков. Воспоминания (СИ)

— Вы меня оскорбить хотите! — выдохнула Анна со слезами.

— Да полноте! — ответил я зло. — Что здесь такого? Дело молодое!

Пощечина прилетела внезапно, обожгла лицо.

— Что? — выкрикнула Анна в ответ на мое молчание.

Потом она развернулась и почти бегом пошла от меня.

Я не мог вымолвить ни слова. Меня сковал ужас осознания того, что, пытаясь объяснить ей опасность ее поведения, я руководствовался не только заботой и страхом за нее, но и обидой, и глупой ревностью. Я твердил себе, что уверен в том, что она приходила к инженеру с единственным желанием его спасти. Но ревность все равно разъедала меня. И от того, что я ее отказался признавать, она смогла замутить мой разум настолько что я…

Я только что оскорбил женщину, которую люблю.

Но это был еще не конец. Анна Викторовна редко уходила сразу. Вот и теперь она вернулась.

— Знаете что? — крикнула она мне, не скрывая больше рыданий. — Это все сейчас не Вы говорите! Я не знаю, чего Вы там добиться хотели, но если… Вы своей цели достигли. Я собираю вещи и уезжаю в Петербург. И завтра же Вы меня не увидите! Больше никогда!

Я стоял и смотрел ей вслед. Вот теперь действительно все. Я не смог защитить Буссе. Причем, я даже не в силах покарать его убийцу. Я позволил Разумовскому заполучить документы инженера. И в довершение всех своих сегодняшних подвигов, я безмерно оскорбил и навсегда потерял женщину, которую люблю. Полагаю, действий на сегодня довольно. Я развернулся резко и, даже не подумав зайти в управление, направился в кабак. Истину я там найти никогда не пытался, но забвение было отыскать вполне возможно.

В кабаке как всегда было шумно и чадно. Я выбрал самый дальний столик и заказал графин коньяку. На меня никто не обращал внимания, и это было отлично. Первая рюмка едва не застряла у меня в горле. Дальше пошло гораздо легче. Какое-то время я пытался проанализировать, что я сделал не так, почему я проиграл. Но думать о деле не получалось. Перед глазами непрерывно вставало лицо Анны, то ласково улыбающееся, то обиженное, залитое слезами. И было очень больно. Душу терзало осознание того, что я потерял ее навсегда, что даже не увижу больше. Это было невыносимо. И я наполнял рюмку снова и снова, полностью отдавшись отчаянию.

Я даже не заметил, что уже не один. За столиком как-то вдруг появилась тонкая женская фигура в черном плаще с капюшоном.

— Сегодня ты перешел черту, — произнесла Нина, отводя капюшон от лица.

— Так Вы давно ее перешли, — ответил я ей, даже не поворачивая головы в ее сторону.

— По твоей милости, — сказала она с упреком, — я испытала такое унижение!

Ну нет. На сегодня с меня упреков достаточно! И уж точно не госпоже Нежинской упрекать меня в чем-либо!

— Имеете в виду драку в Вашем номере? — поинтересовался я.

И резко повернувшись, схватил ее за запястье.

— Больно! — Нина попыталась отобрать руку, но я держал крепко.

Отвел кружева манжета, обнажая уродливые синяки. И отпустил. Я увидел все, что хотел. Правда, оно мне было все равно ни к чему.

— Украшения модистка украла? — спросил я Нину, все еще потирающую запястье.

Она потупилась молча.

Что ж, я, разумеется, ничего не докажу. Но хоть расскажу. Пусть она хотя бы знает, что мне известно все, что я не заблуждаюсь на ее счет.

— Вот оно как было, — сказал я ей. — Сластолюбец-инженер увидел модистку, когда она принесла Вам платье в гостиницу. Она хорошенькая и, конечно, ему приглянулась. А Вы подговорили ее, чтобы она украла портфель, за вознаграждение. Однако ночью у них что-то там не заладилось. Видимо, инженер проснулся в тот самый момент, когда она пыталась выйти из номера с портфелем. Я нашел следы крови и борьбы в Вашем номере.

Я наконец-то посмотрел на нее. Нина была бледна и смотрела на меня с откровенным страхом. Полагаю, моим выражением лица сейчас и вправду можно было пугать. Пусть.

— Она прибежала к Вам вся в крови инженера, — продолжил я, — требовала больше денег.

— Она ворвалась ко мне, все окровавленная, в истерике, — заговорила Нина чуть ли не со слезами в голосе. — Я думала, она хочет убить меня!

— Да-да, ужасная картина, — посочувствовал я ей со злой усмешкой и запил ее откровения коньяком. — Только утром она пришла в себя, явилась в управление и села на малый срок, чтобы каторги избежать.

— Я ничего этого не знала! — испуганно сказала Нина.

— Конечно, — усмехнулся я.

— Лучше бы Вам отдать этот портфель, — посоветовал я ей.

— У меня нет никакого портфеля, — раздраженно ответила Нежинская.

— Ну разумеется.

У нее его действительно не было. Она еще утром отвезла портфель Разумовскому. Иного я и не предполагал.

— Якоб, — сказала Нина раздраженно-негодующе, — мне уже с трудом удается ограждать тебя от больших неприятностей.

— Да будет Вам! — усмехнулся я ей в лицо. — Неужели Вы думаете меня напугать?

— А я на твоем месте боялась бы за Анну, — сказала она ядовито. И добавила, выделяя первое слово: — Твою Анну.