Яков. Воспоминания (СИ)

— Пускай проваливает к чертовой матери! — вмешался Шумский. — Лишь бы спасти Анну.

Еще один советчик на мою голову!

Решать буду только я. И я отпущу этого мерзавца, ради того, чтобы Анна жила. Но мне нужна уверенность, что он даст нам именно противоядие, а не, скажем, еще один яд.

— Отпущу, — сказал я Мишелю. — Но где гарантии, что Анна Викторовна будет здорова?

— Да поеду я с Вами, — ответил куафер все с тем же нахальством, — дам ей противоядие. Вы сами во всем убедитесь. Она совсем скоро пойдет на поправку. Но! Вы меня отпускаете, — он улыбнулся мне снова. — Ну, Вы же человек слова, Яков Платоныч.

Спустя малое время в комнате Анны Мишель готовил свое противоядие. Мы с Шумским внимательно наблюдали за ним. Анна лежала на постели в беспамятстве. Я не мог смотреть на нее, боясь увидеть признаки агонии, которую наблюдал в доме Терентьева. Пытаясь отвлечься от этих мыслей, от ее шумного, трудного дыхания, я заставлял себя пристально наблюдать за действиями куафера. Наконец он закончил смешивать жидкости из различных пузырьков и взглянул на меня:

— Все готово. Дадите ей выпить и через полчаса убедитесь, что с ней все в порядке.

— Прошу Вас, — обратился я к Шумскому, — уведите его.

Поручик вышел, подталкивая Мишеля перед собой. А я остался, чтобы подождать доктора. Давать лекарство лучше в его присутствии.

Теперь уже нечему было отвлечь мое внимание, и взгляд мой неизбежно обратился к Анне. Она лежала бледная, в испарине, и дышала трудно и часто. Не нужно было быть врачом, чтобы понять, насколько тонкая грань отделяет ее от смерти. И если Мишель обманул нас, или мы опоздали…

Я обещал его отпустить. Но если она умрет, я убью его. Убью собственными руками, просто разорву на куски. И никто не остановит меня. Потом я пойду к Разумовскому. Я убью его и Лассаля, переверну весь дом вверх дном, найду эту чертову тетрадь и отошлю ее Варфоломееву. А потом пущу себе пулю в висок, потому что я не могу и не хочу жить, если она умрет.

Будто почувствовав мои мысли, мое черное отчаяние, Анна вдруг пришла в себя. Глаза ее медленно открылись, потом распахнулись шире, будто она увидела, узнала меня. Я опустился на колено у ее постели, взял безвольную слабую руку. Я так хотел сказать ей сейчас, пока она еще видит меня…

Но в следующее мгновение приступ тяжелого кашля настиг ее снова, и она закрыла глаза, задыхаясь.

— Доктор! — крикнул я в ужасе, что момент, которого я боялся, наступил — Доктор!!!

Доктор Милц торопливо вбежал в комнату и мгновенно выставил меня за дверь.

Мы сидели в гостиной и ждали, пока противоядие подействует. Доктор Милц неотлучно находился при Анне, но больше никого в комнату не пускал. Так что нам оставалось только ожидать, мучаясь неведением. Чтобы хоть как-то отвлечься, я решил расспросить Мишеля. Ему ведь уже все равно, можно и поведать нам свою историю.

— Ну, рассказывайте, — сказал я ему. — Потоцкая — это Ваша мать?

— Когда она меня нашла, — начал рассказ куафер, — то постепенно передала мне все свои навыки. Они мне потом, кстати, и в профессии куафера пригодились.

— Меня Ваша профессия не интересует, — оборвал я его. — Кто придумал травить и договариваться с наследниками?

— А оно как-то само пришло, — пожал плечами Мишель. — Мать занималась гаданием. Как-то пришел очередной наследничек. Мы решили, чего зря семейному секрету пропадать. Так и жили: дело сделали — переехали. Знаете, самое интересное, — повернулся он ко мне, — что в каждом городе находился клиент. Такая вот людская натура.

Как и все убийцы, он оправдывал себя. Виноваты были, конечно, заказчики. Если бы не они, «семейный секрет», разумеется, так и остался бы неиспользованным.

— А зачем Вы придумали все это с Анной Викторовной? — спросил я, не в силах скрыть волнение. — Вы что, заранее это продумали?

— Разумеется! — Мишель усмехнулся с некоторым даже изумлением от моего непонимания. — В каждом городе мы выясняли, кто начальник полиции, кто занимается следствием. Ну, какие-то слабые места. Но это так, на всякий случай. А вот как раз Вашим слабым местом оказалась Анна Викторовна.

— Я могу понять, что Вам наплевать на людей, — вступил в разговор Коробейников, — но неужели Вам не жаль родную мать?

— Она меня жалела, когда в сиротский дом отдавала? — резко спросил у него куафер.

Дверь отворилась, и вошел доктор Милц. Мы замерли, боясь даже дышать.

— Господа! — улыбаясь, произнес Александр Францевич. — А у меня хорошие новости! У Анны Викторовны кризис миновал.

— Вы уверены, доктор? — спросил я его, желая убедиться, что не ослышался.

— Яков Платоныч, — успокаивающе ответил Милц, — я абсолютно уверен.

Поручик Шумский немедленно поднялся и удалился вверх по лестнице. Видимо, спешил своими глазами убедиться в словах доктора.

Мишель поднялся со стула.

— Ну так что, господа! — спросил он. — Отпускаете?

— У Вас есть один день, — ответил я ему, — завтра Вы будете объявлены в розыск по всей Империи.

— Мы так не договаривались! — возмутился он.

— Мы договаривались, что я отпущу Вас, — сказал я ему жестко. — Но это не значит, что я спокойно дам Вам убивать и дальше. Идите!