Пусть идет. Я дам ему эту фору — один день. А потом сам пойду по его следу. И найду, обязательно. Ну, а там… мы еще посмотрим, что будет.
Кажется, он понял мои мысли. Не отводя от меня глаз, попятился на несколько шагов, а потом быстро повернулся и вышел.
— Яков Платоныч, — спросил меня Коробейников негромко, — Вы не хотите навестить Анну Викторовну.
Хочу ли я ее увидеть сейчас, будучи уверенным, что самое страшное позади, и что она останется жива? Господи, да больше всего на свете!
Пойду ли я к ней сейчас? Нет. Ни сейчас, ни позже. И вообще, вряд ли когда-нибудь. Потому что я, и только я один виноват в том, что Анна оказалась на краю гибели. Мои чувства к ней, которые я полагал тайными, были, оказывается, очевидны настолько, что даже заезжие преступники легко узнали о них. И не только узнали, но и посмели воздействовать на меня, причинив ей вред. Ее отравили, потому что она была мне дорога. Но больше я не подвергну ее такой опасности.
Сейчас я уйду, не прощаясь. И сделаю все, чтобы исчезнуть из ее жизни. А если исчезнуть не получится, я буду отныне вести себя так, чтобы никто на свете не мог заподозрить даже, что в моем сердце живет любовь к ней. Я сохраню это чувство в тайне от всего мира, и, клянусь, на этот раз у меня получится!
А Анна Викторовна будет счастлива и без меня. Выйдет замуж за Шумского, покорившего, кажется, ее сердце. Уедет с ним в Петербург, или куда там велит ему военный долг. И забудет полицейского сыщика, мелькнувшего в ее жизни. Я же, уверен в том, не забуду ее никогда. Не хочу забывать. Потому что воспоминания о ней, любовь к ней — это самое светлое и чистое, что было когда-либо в моей жизни. И что в ней будет.
— Не стоит ее сейчас беспокоить, Антон Андреич, — ответил я Коробейникову и быстро вышел из дома Мироновых.
Следующим утром меня вызвали на место преступления. Куафер Мишель был найден застреленным в своей квартире. Рядом с телом на полу лежал портрет его матери. Полагаю, именно за ним он и вернулся туда.
Тогда же, от Александра Францевича, я узнал, что поручик Шумский покинул Затонск и отбыл в Петербург.
Позже я работал в кабинете, когда вошел Коробейников, вернувшийся от доктора Милца. Убийство есть убийство, и по поводу смерти куафера было заведено уголовное дело. Меня оно не интересовало, я для себя все решил еще утром, стоя над трупом Мишеля. Но все положенные процессуальные ходы должно было отработать.
— Яков Платоныч, — подал мне Коробейников заключение медицинского эксперта, — доктор Милц достал пулю из тела Мишеля. Револьверная.
— Уверен, что этого револьвера мы уже никогда не найдем, — сказал я, откладывая заключение на край стола.
— Да? — удивился Коробейников. — Ну, я тоже думал об этом…
Он был явно в недоумении. Никогда раньше он не видел, чтобы я даже не пытался искать убийцу.
— Почему Вы так спокойны? — спросил он меня, присев на стул напротив. — После всего того, что произошло.
Потому что я все для себя решил. Потому что меня больше не мучают сомнения. Потому что для меня не осталось надежды, и впереди только темнота и отчаяние. Потому что очень болит сердце. Но разве ж ему это все объяснишь?
— Антон Андреич, у нас много работы, — сказал я ему. — Извольте написать рапорт о том, как вчера мы упустили опасного преступника.
— Но ведь очевидно, — не желал сдаваться Коробейников, — что кто-то из родственников бывших жертв свел с ним счеты?
— Именно так, — подтвердил я. — Кто-то приехал за ним издалека.
— Шумский! — предложил Антон Андреич. — Он приезжий.
— Я точно помню, — сказал я ему твердо, — что Шумский умчался от Мироновых прямо на вокзал, не попрощавшись.
— Яков Платоныч! — Коробейников посмотрел на меня жалобно.
Он тоже точно помнил, что, когда мы с ним покинули дом Мироновых, Шумский еще оставался там. Но противоречить мне не хотел, как всегда готовый поддержать меня в любой ситуации. Позже я поговорю с ним и все объясню, если до того сам не поймет. Но не в управлении, это точно.
— Вот и первое нераскрытое дело, — сказал я своему помощнику, передавая ему документы по убийству куафера.
Коробейников взял у меня папку, молча кивнул и пошел писать рапорт, в котором не будет ни слова правды.
====== Пятнадцатая новелла. Два офицера. ======
Принятое мною решение, как мне показалось сперва, выполнить было довольно несложно. Достаточно оказалось с головой погрузиться в работу, вновь с готовностью спасавшую меня от тоски и переживаний. От доктора Милца и вездесущего Коробейникова я знал, что Анна Викторовна быстро оправилась после отравления, и здоровье ее в полном порядке. В управлении она не появлялась, видимо, расследуемые нами дела мир духов не волновали. Ну, а я старался не появляться там, где она может бывать. И, хоть и тосковал в глубине души безмерно, радовался, что вдали от меня ей ничего не угрожает. И, совсем забыв о коварной судьбе, склонной нарушать мои планы, я был доволен тем, что смог выполнить то, что задумал.