Яков. Воспоминания (СИ)

Нам же Николай Васильевич еще раз велел перевернуть весь город, пока он прочесывает леса. Что ж, перевернем, если надо будет. Но я все-таки надеялся, что это не понадобится, и Гроховский придет на встречу.

В таверну на Ярмарочной площади я пришел заранее. Не потому, что надеялся, что раньше придет и Гроховский. А просто не мог больше сидеть и ждать в кабинете без дела. Коробейникова я пытался прогнать домой отдыхать, чтоб не действовал мне на нервы вопросами лишний раз, но Антон Андреич наотрез отказался покидать управление. Договорились на том, что он пока прикорнет в свободной камере. Должен же хоть один из нас быть бодрым и выспавшимся. Сам же я даже не думал ложиться, хотя пара часов до встречи у меня была. Но мысль о сне пугала. Мне задумываться-то страшно, не то что засыпать. Анна уже почти сутки в их руках, а я пока ни на шаг не продвинулся в ее поисках. Как она там? Все ли с нею в порядке?

Пытаясь занять хотя бы руки, если не голову, я принялся раскладывать пасьянсы. Та самая колода, взятая мной когда-то на память о моем проигрыше Гроховскому. Тогда я поддался азарту, позволив опытному шулеру заманить меня в ловушку. И проиграл, разумеется, причем гораздо большую сумму, чем мог отдать. Меня спасла Нина. Она достала деньги для уплаты долга, которые я, разумеется, впоследствии ей вернул, но частями и в разумное время. Именно этим объяснялась моя благодарность Нежинской. Если бы не она, мне бы оставалось тогда только покончить с собой, не дожидаясь, пока за меня это сделает Гроховский. Застрелившись, я мог сохранить хотя бы честь, если не жизнь. Нина спасла и то, и другое.

И сейчас она тоже у них, больше суток уже. Держат их с Анной вместе или порознь? И как они там? Если вместе, то лучше мне и не задумываться о том, что могут обсудить дамы за это время.

Похоже, пасьянсы тоже не помогали сохранять спокойствие, навеяв воспоминания. Я убрал карты и прикрыл глаза, откинувшись на стену и надвинув шляпу на лицо. В таком положении, да еще и в таком месте я вряд ли усну. Но пусть хоть глаза отдохнут.

Я все-таки, видимо, задремал слегка и проснулся рывком от присутствия рядом чужого человека. За столиком передо мной сидел поляк, тот самый, который вчера шел за мной по улице.

— Пан Штольман, — сказал он с сильным польским акцентом, — мне приказано доставить Вас.

— Доставить? — спросил я его. — Куда?

— Туда, где нас ждут, — ответил он. — ПрОшу за мной. На улице экипаж.

Так. Видимо, пан Гроховский, справедливо опасаясь каких-либо действий с моей стороны, решил устроить встречу на своей территории. Что ж, согласен. Хоть и зря пан опасался. Пока у него Анна Викторовна, он держит в руках мое сердце и может диктовать условия. Но, видимо, Гороховский не в курсе этого. И это хорошо. Нужно еще постараться, чтобы так и оставалось.

Я последовал за поляком. В экипаже он протянул мне повязку и попросил завязать глаза. Я попытался спорить, но мой провожатый был непреклонен. Экая, право, мелодрама! Раздраженно бросив трость на пол экипажа, я выполнил его требование и постарался откинуться как можно дальше, чтобы меня не было видно. Экипаж тронулся. Я пытался по звукам определить, куда мы едем, но быстро запутался. Одно я мог сказать точно: Затонск мы не покидали. Наконец, мы прибыли на место, и мой провожатый помог мне развязать глаза. Первое, что я увидел, когда глаза снова привыкли к свету, было крыльцо Затонской гостиницы, той самой, где совсем недавно был задушен поручик Львов.

— Так это ж гостиница! — изумленно сказал я поляку.

— Конечно, — ответил он. — Тот, кто Вас ждет, снимает здесь номер люкс.

— А что ж Вы возили меня целый час с завязанными глазами? — спросил я.

— Так приказал наш господин, — ответил он мне.

Что ж, у господина и спрошу, прямо сейчас. И, сопровождаемый моим проводником, я вошел в гостиницу.

— Слушаю Вас, господин Штольман, — приветствовал меня пан Гроховский, когда я вошел в номер.

— Жолнежа своего отпустите, — сказал я.

— Пожалуйте Ваш револьвер, — ответил Гроховский.

Я достал револьвер и передал его сопровождающему меня поляку. Тот протянул руку и за тростью. Ишь, какой догадливый! Сделав вид, что не понял, что он видит в трости оружие, я всучил ему и шляпу. Он поколебался мгновение, не желая, видимо, чтобы я видел в нем лакея, но шляпу взял.

— А что за комедия с этой повязкой? — спросил я Гроховского, когда мы остались вдвоем.

— Вот видите, Вы удивились, — протянул Гроховский с довольной улыбкой. — Вы ехали, волновались, считали повороты, прислушивались ко всем звукам. А я вот! Вот он, здесь перед Вами! Смешно?

Психолог, однако, у нас пан Гроховский. Что ж, пусть остается при мнении, что ему удалось заставить меня заволноваться при помощи этой повязки. Не буду же я ему признаваться, что сбился со счету на третьем повороте и всю дорогу боролся не столько с волнением, сколько с желанием заснуть под мерную поступь лошади.

— Смешнее будет, если я Вас просто арестую, — сказал я ему.

— А за что? — искренне изумился пан. — У Вас на меня решительно ничего нет. Вот я здесь живу в гостинице, под своим именем.