Яков. Воспоминания (СИ)

— Ищете?! — проорал Миронов. — Из-за Вас ее похитили!

— Виктор Иванович, возьмите себя в руки, — попытался я урезонить разгневанного отца. — Я делаю все, что в моих силах.

— Черта с два Вы делаете! — продолжал гневаться он. — Сидите тут… Где полицмейстер?

— Занят, — ответил я, не желая, чтобы и так рассерженный адвокат Миронов наблюдал методы допроса, используемые Трегубовым.

— Что значит занят? — возмутился Виктор Иванович и, сметя с дороги и меня, и Коробейникова, ворвался в кабинет.

Прервав очередную очень громкую польскую фразу и остановив руку, не окончив удара, полицмейстер повернулся к распахнувшимся дверям.

— Что Вы хотели, Виктор Иванович? — вежливо осведомился он, слегка запыхавшись.

— Я хотел выразить протест… — сказал слегка смешавшийся Миронов, глядя на избитое лицо задержанного с изумлением, граничащим с ужасом.

— По поводу нерешительных действий полиции! — закончил за него Трегубов, снимая окровавленные перчатки. — Прошу ко мне в кабинет, там поговорим.

— Прошу, господа, — Николай Васильевич указал нам с Коробейниковым на подследственного. — Молодой человек готов к разговору. Работайте, господа, работайте!

И, забрав оторопевшего от происходящего Виктора Ивановича, Трегубов вышел из кабинета и закрыл за собой дверь.

Я поднял упавший в ходе допроса стул и сел напротив, разглядывая задержанного. Не так уж сильно ему и досталось, надо сказать. Так, потрепан слегка. Зато перепуган дальше некуда.

— Где спрятаны похищенные? — спросил я у него.

— Я не знаю, — чуть ли не прорыдал поляк. — Клянусь, не знаю! У нас раздельение обязанностей, я в городе на пОдхвате, а женщины где-то в лесу, но я там не был!

— Где Гроховский? — задал я ему следующий вопрос.

— Не знаю! — рыдал он. — Мне не докладывают. Я маленький человек!

Судя по всему, он и в самом деле ничего не знающая шестерка. Но в одном он может быть мне полезен. В передаче сообщения.

— Сейчас я тебя отпущу, — сказал я ему предельно серьезно. — Ты пойдешь и скажешь, что завтра в двенадцать часов я буду ждать Гроховского в трактире на Ярморочной. Если он не придет, я буду его искать. Я найду его и убью! Так и передай.

Перепуганный поляк закивал, показывая, что все сделает.

— Отпустите, — велел я Коробейникову.

Антон Андреич увел задержанного, а я остался сидеть, будучи совершенно обессиленным. Разумеется, мы проверим все карты. Но что-то подсказывало мне, что это абсолютно ничего не даст. Что-либо может прояснить только разговор с Гроховским, но до него еще очень долго. И все это время Анна будет оставаться у них. Как она там? Как с ней обращаются? Она ведь наверняка очень испугалась. Надеется ли она на меня, на то, что я ее найду? И найду ли? А если не успею? Впрочем, тогда-то как раз все будет очень просто. Самое ужасное, что Виктор Иванович совершенно прав, Анна снова пострадала из-за меня! Конечно, он имел в виду совсем другое, всего лишь то, что, общаясь со мной, его дочь постоянно подвергается различным угрозам, свойственным полицейской жизни. Но я-то знал, что в данном случае он прав в самом прямом смысле этого слова. Не знаю, что нужно от меня Гроховскому, но он не задумываясь использовал Анну Викторовну, чтобы меня шантажировать. И так будет всегда, раз за разом. Я думал, что мне удалось установить дистанцию, общаясь с Анной только в тех случаях, когда она сама приходила в управление. Но, как видно, это ничего не изменило. Так не сделал ли я ошибки? Быть может, если бы я был ближе к ней, если бы был частью ее жизни, я смог бы лучше оберегать ее?

И как понять, что говорит сейчас во мне — желание уберечь или желание стать ближе к той, кого люблю?

Впрочем, в любом случае все эти размышления преждевременны. Сперва нужно найти ее и спасти. Что у нас там на очереди? Карты? Вот картами и займусь. Чем угодно займусь, лишь бы не думать о том, как она там сейчас, одинокая и испуганная.

Разбудил нас с Коробейниковым голос нашего полицмейстера.

— Доброе утро, — вежливо приветствовал нас Николай Васильевич, входя в кабинет. — Подъем!

Я с трудом поднял голову со стола, чувствуя, как затекла шея от неудобной позы. Коробейников за своим столом тоже явно с трудом просыпался. Мы сидели над картами всю ночь, и уже рассвело, когда я, видимо, все-таки поддался усталости.

— Сидите, господа, сидите, — произнес Николай Васильевич, глядя, как мы пытаемся вежливо встать, чтобы его приветствовать. — Я тоже ночевал в своем кабинете. А что? Наполеон во дворце спал на своей узкой походной кровати, за исключением, когда он дам принимал. Дежурный! — позвал Николай Васильевич. — Три чая!

— Благодарю, — искренне сказал Коробейников, — чай сейчас будет очень кстати.

— Прошу прощения, — поднялся я. — Пойду умоюсь. Глаза не разомкнуть.

Пока я приводил себя в порядок, Антон Андреич рассказал господину Трегубову о наших ночных достижениях, коими тот остался весьма доволен. И, попивая чай, мы вместе приступили к планированию спасательной операции под руководством нашего полицмейстера.