Яков. Воспоминания (СИ)

Но Коробейников сказал, что Куликов пытался напасть на Анну Викторовну, и я верю, что ему не показалось. Но зачем? Зачем Куликову убивать Анну, если он не фанатик? Или я все же не прав, подозревая его? А виноват третий, Счетовод? Предположительно, это отец Артемий. Я беседовал с ним, и он тогда не сказал мне о своем математическом прошлом.

Но все равно, хоть режь меня, не похож он на фанатика какой-то Формулы создателя. На монаха он похож! Но зато он имеет непосредственное отношение к бутылкам из-под елея. А если не из-за формулы, тогда зачем? Монаху вроде незачем. А Куликову? А это еще узнавать нужно. Мало данных, слишком мало! Ничего, сейчас мой помощник привезет отца Артемия, и, будем надеяться, информации станет больше.

И все же, доцент мне подозрительнее, чем монах.

В этот момент дверь наконец-то открылась, прерывая мои бесплодные размышления, и в кабинет ввалился запыхавшийся Коробейников.

— Скрылся! — сказал он. — Нет его в монастыре. Говорят, поехал на пасеку за мед расплатиться и не вернулся.

— Да что же Вы, Антон Андреич, прошляпили! — сказал я с досадою.

— Да кто ж знал-то, — принялся расстроенно оправдываться Коробейников.

Неужели я ошибся? Если монах сбежал, стало быть, он виновен. Ничего не понимаю!

— С утра езжайте на пасеку. И в розыск объявите, — велел я помощнику. — Ну, а сейчас отдыхайте, идите спать.

— Да куда уж спать-то! — ответил он, пристраивая шляпу на вешалку. — Через два часа рассвет.

Я только вздохнул. Ночь и в самом деле была на исходе. Как и силы. Я могу обходиться без сна, когда это нужно, но способность мыслить от усталости снижается. Так что нужно отдохнуть хоть как-то. Вот только уйти из управления я не в состоянии. Видимо, от усталости, но мне начало казаться, что стоит мне оказаться вне досягаемости, как случится что-то страшное. Лучше уж остаться здесь, где я в любую минуту узнаю новости и смогу действовать. Но и поспать тоже нужно, хотя бы пару часов, иначе я вовсе перестану соображать. Да и Коробейникову отдохнуть нужно, хоть немного. Так что я решил, что клетка для этого вполне подойдет. Там, по крайней мере, можно лечь, хоть и без удобств. Да зачем они, удобства? Я бы сейчас и на булыжниках уснул уже.

Разбудил меня Евграшин, сообщивший, что ко мне кто-то пришел. Я сел на скамейке, судорожно пытаясь отогнать сон. На верхней полке зашевелился, просыпаясь, Коробейников. В управлении было совсем тихо, стало быть, еще очень рано. Сколько я спал? Час, два? Неважно, все равно нужно вставать.

— Кто пришел? — спросил я Евграшина, изо всех сил стараясь проснуться окончательно.

— Монах какой-то, — ответил городовой.

Сонное мое состояние развеялось практически мгновенно.

— Доброе утро, — произнес отец Артемий, подходя ближе. — Извините, что разбудил. Я был на пасеке. Под утро вернулся, и мне сказали, что Вы меня искали.

Ага, отлично. Монах не сбежал и сам пришел, искать не нужно. А что нужно? А чаю выпить, срочно. И монаха допросить. Но сперва чаю. Лучше бы кофе, да где ж его взять?

Отец Артемий с пониманием отнесся к необходимости подождать немного, пока я умоюсь и приведу себя в порядок. И от чая не отказался. Так что беседовали мы весьма миролюбиво, хоть он и являлся нынче первым подозреваемым.

— Почему же Вы скрыли от меня свое университетское прошлое? — спросил я его.

— Помилуйте, — ответил монах, — Вы пришли ко мне совсем с другими вопросами.

— Нет, я упоминал о Формуле Мироздания, — возразил я ему, — но Вы промолчали.

— А зачем мне было влезать? — спросил отец Артемий. — Я хочу забыть этот грех и не хочу, чтобы о нем знали в обители.

Грех, вот как? Однако такой взгляд мне в голову не приходил. Что если монах посчитал Анненкова, увеченного Формулой, грешником, заслуживающим немедленной смерти, и, узнав о его приезде, воспользовался случаем и убил? А затем и Обручева, по той же причине? И Анну Викторовну он вполне мог хотеть убить, просто потому, что она может беседовать с мертвыми. Я давно знал о весьма неоднозначном отношении людей к ее дару. Для монаха медиум, вполне возможно, просто-таки исчадье ада.

— Скажите, а где Вы были третьего дня ночью, — спросил я его.

— Так в монастыре, — удивился он, — где ж мне быть?

— Кто может подтвердить?

— Да почти все, — ответил монах. — Служба у нас была, Всенощная.

Алиби? Ну, это еще проверить нужно.

— Скажите, — продолжил я расспросы, — а господин Обручев приходил к Вам за снадобьем?

— Нет, — покачал головой отец Артемий, — Ни Обручев, ни Анненков, никто ко мне не приходил из прежних знакомцев.

— И Вы не знали, что они в городе? — спросил я, не слишком скрывая свое недоверие к его словам.

— Нет, — твердо ответил келарь, — я давно ни с кем из них связи не поддерживаю.

— Куликова сюда давайте, — велел я Коробейникову.

Без очной ставки нам тут не обойтись. Надеюсь, сведя вместе этих двоих, я смогу что-то прояснить.

— Да, мы были студентами профессора, — подтвердил доцент Куликов, с изумлением разглядывая отца Артемия, сидящего перед ним. — А потом он куда-то исчез с четвертого курса.

— В Бога я уверовал, — сказал ему монах, — и другой путь себе избрал в жизни.