Яков. Воспоминания (СИ)

Он ушел, а я с досадой покачал головой. Князь вне подозрений, и все тут. Без доказательств, железных и неубиваемых, никто мне не позволит даже прикоснуться к нему. А я не могу добыть доказательства именно потому, что Разумовского обороняет его статус. Заколдованный круг получается, или, вернее, колесо для белки. И белка эта — я.

Но я все равно найду их, эти доказательства. И Элис Лоуренс найду тоже. А пока что нужно еще раз осмотреть место преступления. Вчера в темноте мы так и не нашли орудие убийства.

Мы уже битый час пытались разыскать что-либо в зарослях крапивы на месте преступления, когда я, оглянувшись, увидел Анну, наблюдающую за нами с балюстрады.

— Анна Викторовна! — обратился я к ней, подходя ближе. — Ну я же просил вас не выходить из дома!

— Ну, я же подумала, что мне уже ничего не грозит! — улыбнулась она мне. — К тому же, мне послание было. И, кажется, не я причина всех этих преступлений.

— А что же? — поинтересовался я.

— Что-то гораздо более приземленное, — ответила она.

Видно было, что Анну Викторовну чрезвычайно радует возможность того, что убийства произошли не из-за нее. Это я мог понять. Вот чего я совершенно понять не мог, так это ее беспечности. Потому что, какова бы ни была причина, убийца все еще на свободе. И вполне может захотеть ее убить просто для того, чтобы утвердить нас в версии о формуле. Ну неужели Анна не понимает, что я не могу работать спокойно, зная, что она пренебрегает своей безопасностью?

— Яков Платоныч, — отвлек меня от разговора Евграшин, протягивающий мне горлышко разбитой бутылки зеленого стекла. Точно такой же, как и раньше. Убийца придерживается сценария.

— Яков Платоныч, я не буду вам мешать, — сказала Анна Викторовна, видя, что я занят. — Но имейте в виду, что Формула здесь ни при чем.

В этот момент подбежал Коробейников.

— Не было никакой Всенощной в монастыре, — выпалил он.

— Как не было? — поразился я.

— То есть, была, — уточнил Антон Андреич, — но днем ранее.

— То есть, у монаха нет алиби ни по одному из преступлений, — задумчиво произнес я. — Соврал мне божий человек.

Коробейников тем временем взял из моих рук найденное орудие преступления и внимательно его осмотрел.

— Это бутылка, которую я принес, — сказал он с уверенностью.

— Откуда Вы это знаете? — спросил я его.

— Я отметину сделал, — пояснил Антон Андреич. — Вот, гвоздем.

И он показал мне приметную царапину на сургуче, которым было запечатано горлышко бутылки. Ну какой он все-таки молодец! Я ведь и не подумал, что бутылку стоит пометить, а он вот сообразил.

Но что же получается? Если это та самая бутылка, то значит, убийца вышел с нею из дома Разумовского. Но келаря в доме не было. Или был? Мог, в принципе, тайно проникнуть. Коробейников же пролез. Но у монаха этих бутылок воз с тележкой. Если бы он шел убивать, то прихватил бы с собой, не стал бы по дому искать. Слишком сложно.

— То есть убийца взял бутылку из дома? — озвучил я свои мысли. — Монах был в доме?

— Но его никто не видел, — напомнил мне Антон Андреич. — А Куликов был в доме и вполне мог взять бутылку.

Точно, вот Куликов мог. И в доме он был, и задержали мы его неподалеку от места, где был убит Обручев. И на Анну он пытался напасть.

— Езжайте на вокзал, опросите там, — велел я Коробейникову. — Может быть, кто-нибудь помнит математиков Куликова и Анненкова.

— Вы полагаете, что они могли приехать вместе, да? — догадался Коробейников.

— Возможно, — подтвердил я. — В управлении увидимся.

Сам же я решил побеседовать с Разумовским. Вчера я не стал его расспрашивать, не до того было. Но все приехавшие математики были его гостями, и он мог что-то о них знать.

— Скажите, — спросил я князя, когда меня проводили в его кабинет, и мы покончили с ритуалом приветствий, — а профессор Куликов и Анненков, они из Петербурга приехали вместе?

— Понятия не имею, — ответил Кирилл Владимирович, подавая мне чашку чаю. — Они должны были прийти на собрание вместе, а вот как они приехали, я не знаю.

— И где же вы взяли этих математиков? — поинтересовался я, делая глоток ароматного напитка.

— Я познакомился с Анненковым на приеме в честь юбилея университета, — ответил Разумовский, — и пообещал сделать пожертвование на факультет математики.

Вот оно! Я всем собой ощутил, что напал на след.

— Благородно, — ответил я князю. — Сделали?

— Разумеется! — усмехнулся он. — Недели две назад приезжал Куликов и забрал эти деньги.

Очередная лавина понимания лишила меня дара речи секунд на десять. Господи, как просто! И никакой мифической формулы.

— Если не секрет, какую сумму? — спросил я.

— Не секрет, — ответил Разумовский. — Пятьдесят тысяч рублей.

— Ого! — оценил я весомость пожертвования. Убивают за суммы, гораздо меньшие. А тут такие деньги, такой соблазн.

— То есть, — продолжил я выяснение обстоятельств, — профессор Куликов приехал к Вам, забрал деньги. А расписку он оставил?

— Нет, — ответил князь. — Ну зачем мне расписка! Я же подарил, пожертвовал эти деньги.

— А профессор Анненков, — спросил я, — он как-то известил Вас о получении этих денег?