После того, как раздался последний аккорд, в зале на мгновения установилась почти полная тишина, нарушаемая лишь работой систем жизнеобеспечения судна. Через секунды раздались аплодисменты абсолютно всех присутствующих на камбузе гостей. Подошедший к столику Малхаз Жаванидзе поставил перед Мельниковым одну из трех оставшихся у него бутылок армянского коньяка и похлопал прапорщика по плечу:
– Красиво поешь, аж за душу взяло!! Вот тебе от меня подарок, возьми уж не обежай старого кока!!
– Любо!!! Не уразумел слова, но ой как любо!! – восхитился песней казак – Яко приказной мой Савка, с душой!!!!
– Иваныч, – обратился к тому стоявший рядом Верещагин – дай-ка мне инструмент, я что-нибудь веселенькое исполню, новогоднее так сказать.
– Держи командир, – Мельников передал гитару майору.
– Голос конечно у меня не такой хороший, как у Сергея Ивановича, но я постараюсь не ударить лицом в грязь. Тем более что без этой песни не должен обходиться не один русский новый год! – Верещагин присел на подоконник и веселым басом начал петь всем известные куплеты:
После Верещагина, к инструменту потянулись и другие присутствующие. Особенный восторг вызвал Сантьяго, брат старшего аргентинской группы, его жгучие латиноамериканские мелодии и расщедрившийся под конец Жаванидзе явно скрасили серые будни экипажа. Ближе к трем часам ночи почти все, за исключением Мельникова, Верещагина и атамана отправились по своим каютам. А на камбузе все раздавалась музыка и немного хмельные голоса, певшие то черного ворона, то про грохотавшие в поле танки.
Капитан встал со своего места и подошел к иллюминатору, погладив бороду, он поставил на подоконник стакан с чаем, и взгляд вновь устремился на играющее яркими красками небо. В полярной ночи есть и свои прелести, уже почти сутки в районе Тикси можно было отчетливо наблюдать редкое для большинства людей явление – северное сияние. Оно ярко горело в сгустившемся сумраке, переливаясь завораживающими цветами. Вчера оно было еще зеленое, переливающееся, словно бегущие под лучами солнца морские волны. Когда Лемех вновь посмотрел на небо, сияние стало гореть сильнее, а ближе к земле потемнело, налилось глубокой синью. А потом края северного сияния, которыми оно как будто держалось за землю, поднялись вверх, и тогда получилось, что уже не мост, а огромная лента развернулась по небу. Сияние долго еще переливалось и дрожало в холодном воздухе.
– Красиво, – сам с собой заговорил капитан – эх, здравствуй жопа, новый год!
Раздавший стук в дверь отвлек Лемеха от созерцания красот природы. Капитан подошел к своему письменному столу и, убрав фотографии внучки в ящик, ответил: