— Чтобы трубку обкурить, достаточно выкурить сколько-то табака, чем больше, тем лучше. Любой старый рыбак из заядлых курильщиков с этим справится.
— Такая автомашина как породистый конь…
— Или как женщина…
— Породистая женщина.
— Такой конь, как мой Принц, стоит любой женщины.
Зе Мигел заговорил о коне, пытаясь выяснить, знает ли уже кто-нибудь о том, что произошло нынче утром. Обводит взглядом весь кружок и убеждается, что Карлос Кустодио не известил дона Антонио Менданью.
— Но такая машина стоит всех коней на ярмарке в Голегане.
— Всех, Зе?
— Да, сеньор. Стоит, могу поручиться.
Что сейчас на уме у Зе Мигела, не знает никто, кроме него самого. И он чует, что удобный случай от него не уйдет. Смекалистый, ловкий и хитрый, он плетет паутину, как задумал, нить за нитью, без спешки. Лишь бы удалось смыться отсюда до четырех.
— Цену мужчины определяет машина, которую он водит. И женщина, которую он ведет, — разглагольствует доктор Вале, уже оправившийся от испуга.
— Но вы боитесь женщин и машин, доктор.
— Не говорите так, Зе Мигел.
— Вот наш доктор и обиделся. А вы потерпите: никогда не видел я вас ни в приличной машине, ни со стоящей женщиной. Когда машина попадает к вам в руки, она теряет класс, вы их боитесь, сеньор. А что касается женщин, тут мы с вами понимаем друг друга…
Остальные смеются. Больше над растерянной и напряженной миной адвоката, чем над шуточками Зе Мигела, который рад его унизить. Курит себе сигару и пускает клубы дыма прямо в возмущенную физиономию своего транзистора, как называл он обычно в кругу своих Каскильо до Вале.
— Вы же сами попросили меня как-то раз, чтобы я образумил одну вашу красотку…
— Потому что она совсем спятила, а я не люблю осложнений. В отличие от вас.
— Вот-вот: вы сами все осложняете, а затем спасаетесь бегством, сеньор. Вы, сеньор, из тех людей, которые готовы бычка дразнить, если будут уверены, что в ответ бычок им только брюхо полижет.
— Ну и что?
— А то! Если нет у вас мужества, купите собаку и сидите дома.
Когда адвокат вскакивает, порываясь уйти, Зе Мигел кладет пятерню ему на предплечье, сжимает, сжимает и заставляет сесть снова, не отводя взгляда от разъяренных глаз доктора Вале.
— Побьемся об заклад…
— Я стою на своем, но биться об заклад не стану.
— Хорошо, оставим заклад в покое. Но попробуйте, доктор, сядьте за руль машины дона Антонио после обкатки, пожалуйста.
— И дай обязательство, — вставляет дворянин, вызывая новый взрыв хохота.
— Да, сеньор, и я готов дать обязательство: если доктор доберется до Лиссабона меньше чем за тридцать пять минут, обязуюсь пожертвовать головой.
— Кому она нужна, — парирует адвокат.
— А я ее не продаю, по крайней мере не стану продавать всяким прохвостам без роду-племени.
Все скопом топят Каскильо до Вале в потоке намеков и оскорбительных замечаний. Затем, натешившись до пресыщения, возвращаются к машине. Когда дон Антонио Менданья повторяет, что хотел бы выяснить, за сколько времени доберется в ней до Мадрида, Зе Мигел заявляет, что готов ехать с ним. До Мадрида больше шестисот километров.
— Если вы хотите, дон Антонио, будем вести по очереди. Я, конечно, не такой искусник, как вы, но у меня хватит сноровки дожать до ста восьмидесяти, когда дорога позволит.
— До ста восьмидесяти? Эта машина, что перед вами, может выдать и двести. Для того я ее и купил.
— Все зависит от обкатки.
— A y меня нет терпения ждать. Когда я сажусь в такую машину, мне нужна скорость, забываю о семье и обо всем на свете.
Все знают, что это похвальба.
— Если хотите, дон Антонио, я обкатаю вам машину. По всем правилам. Вы меня знаете.
— Серьезно?
— Серьезно! Слово мужчины!.. Буду следовать заводским инструкциям с хронометрической точностью. Ни километра лишнего, ни секундой меньше.
— Когда хочешь приступить, Зе?
— К вашим услугам, хозяин!
— Вот тебе ключи.
— Сейчас самое время.
Вынимает часы из кармана, смотрит. Остальные не обращают внимания на его руки, но руки у него немного дрожат. Самую малость. Особенно левая, он уже давно ощущает в ней какую-то тяжесть.
— Сейчас четыре. В семь тридцать вернусь.
— Можно, я с ним? — спрашивает ветеринар дона Антонио.
— Разумеется, можно, доктор.
— С вашего дозволения, дон Антонио, если будет на то ваше дозволение, покуда длится обкатка, машина моя. Во время обкатки человеку нельзя отвлекаться. Все идет в счет.
— Наш Зе Мигел заговорил, словно человек науки.
— Во всяком деле своя наука, доктор. И я тоже кое в чем поднаторел, хоть по виду и не скажешь.
Допивает вторую кружку пива, берет ключи от машины и направляется к выходу.
— Дошлый он малый, этот Зе, — комментирует Менданья. — Ему храбрости не занимать, на десятерых хватит.
— От храбрости ему теперь проку мало, — заявляет адвокат.
— У него еще остались козыри напоследок, насколько я могу судить.
— Мне-то нынешнее состояние его дел известно лучше, чем кому бы то ни было. Слишком высоко залетел…