Ян Непомуцкий

Кто знает, думал я, как Анна воспримет Йована, ведь он ей в отцы годится. Однажды я его застал в неописуемо глупой ситуации. Йован с женой занимали большую квартиру с просторным холлом, войдя в который можно было видеть все три комнаты, разделявшиеся большими, постоянно открытыми дверями. Все это пространство разгораживалось стильной мебелью, расставленной на старых персидских коврах, и было украшено тщательно подобранными цветами, менявшимися ежедневно лично самой Марией, умело сочетавшей расцветки ваз с определенными видами цветов; обстановку дополняла богатая коллекция картин современных художников, одним словом, все соответствовало личности Йована, его обаянию, спокойствию, незаурядному уму. Однажды я вошел в квартиру — для меня двери были всегда открыты — и в изумлении застыл на пороге. В самой дальней комнате на лиловом диване Йован держал в объятиях молоденькую учительницу французского языка и целовал ее. Повернуться незаметно и уйти было невозможно. Они наверняка слышали, как щелкнул замок входной двери. Не глядя на них, я неторопливо, неестественно медленно пошел к ним. Нас, слава богу, разделяли три комнаты! Когда я приблизился, они уже сидели на диване порознь, хоть и несколько смущенные, и зажигали сигареты; я сердечно поздоровался и принялся рассказывать о премьере, на которую мы собирались идти в тот вечер. Немного позже в комнату вошла Мария и объявила, что чай готов. Чай пили все вместе. Мне казалось, что Йован все время опасался, как бы я не намекнул каким-либо образом на то, что только что видел. Этот его страх был для меня оскорбителен. Мы никогда ни словом не обмолвились об этом случае, и дружба наша стала еще крепче. «Йован, — думал я про себя, — дружище, да я готов стоять на карауле, пока ты будешь обольщать хоть целый батальон замужних женщин, неужели ты не понимаешь!» Француженке еще не было девятнадцати. Она была не красива, но — молода.

Йован и Мария покорили Анну с первого дня знакомства. Навещали ее в интернате. Предложили ей комнату в своем доме, на мансарде. Анна под руководством Марии с ее декораторским талантом оборудовала мансарду, купила даже кое-какую мебель, полку для книг, старый шкаф, — все это очень дешево нашла Мария на улице Короля Александра (ныне Бульвар революции). На рынке купили большой кусок зеленого сукна, покрывший весь пол. Глиняные вазы, цветы, оконная рама, выкрашенная зеленой краской в тон импровизированного ковра, — словом, комната получилась очаровательной.

Я не хотел разговаривать с Анной о Йоване, боялся воспламенить ее чувства. Мария раздражала меня своим нерастраченным материнством; она покупала Анне платья, разрешала ей носить свои дорогие кофточки, стала приучать ее к тайнам косметики, придумала для нее новую прическу.

Я был крайне удивлен, когда они взяли Анну с собой в Копенгаген. Она еще ребенок, думал я, ну да ладно, школу успеет окончить. Зато выучит иностранные языки, увидит мир, а для нее это лучшая школа. Анне хотелось поехать, очень хотелось. Школу она всегда ненавидела. Всю свою жизнь я проработал в школе, но так и не сумел найти такую школу, которая была бы по душе Анне.

Когда я пишу эти строки? Много воды утекло. Ныне научились делать искусственные цветы с таким совершенством, что, глядя на живые цветы, удивленно восклицают: прекрасно, как искусственные! Уже воспроизводят мельчайшие детали, вплоть до едва приметной пыльцы на лепестках, которую можно почувствовать на ощупь. А в Индии, прочел я недавно, мать переломала ноги новорожденному ребенку, дабы обеспечить ему успешную карьеру нищего. В Техасе, как сообщалось в иллюстрированном цветными фотографиями репортаже, опубликованном в одном журнале, десять преступников, общий срок заключения которых равен шестистам пятидесяти годам, ставят свою жизнь на карту перед переполненной ареной — они должны изловчиться и снять двадцатидолларовую бумажку, наколотую на рог разъяренного быка, — новая коррида, жизнь или смерть за двадцать долларов, за газетную славу, за вопли публики! Из Белграда в Варшаву я летел сорок пять минут. Там проходил фортепьянный конкурс имени Шопена. Превосходные пианисты, узкие специалисты, не захотели даже пойти в картинную галерею. Чтобы не деконцентрироваться! Мой сосед со второго этажа, лишь только хлопает входная дверь, вскакивает, вытягивает старческие кости, руки по швам, а все домашние кричат, что он их позорит. В Америке ведутся интенсивные эксперименты с роботами. Одна служанка-робот, уронив ложку на пол, сказала: «Извините, я испачкала руки». Зато в Индонезии слуги подают кушанья ползком на коленях. Меховые шапки в Европе напоминают женские волосы, а прически женщин — меховые шапки. Непрерывно меняют парики, бывает, встретишься с женщиной днем, она — рыжая, а вечером — черная.

Мальчишки ходят с длинными распущенными волосами.

17