Янтарная камера

Алексей намеренно не задавал наводящих вопросов, чтобы не вызвать подозрения. Его догадки сбывались, и это не поднимало настроения майора разведки.

– Так тут же вольные работают повсюду, камешки сачками вычерпывают, – сказал он.

– Да, вроде как вольные. Но и тех гоняют так, что с ума сойти можно. Не нравится, устал – лишают всего, что заработал, и вышвыривают на дорогу, поскольку ты договор подписывал. В нем меленьким шрифтом прописан срок, который ты обязан оттрубить, даже если помирать будешь.

– А что у Дубринского леса?

– Штрафбат, блин. Лагерь для провинившихся, исправительное заведение. Называй как знаешь, сути это не меняет. Расслабишься на вольных хлебах, украдешь что-нибудь, с начальством повздоришь, подерешься или убьешь, не дай бог, кого-то по своей инициативе – сразу туда. А там есть специалисты по перевоспитанию. Жуткие страсти про это учреждение рассказывают. Работа тяжелая, охрана измывается. Туда на месяц запирают или на два. Освобождают, правда, редко, на усмотрение администрации. А если выпустят, то ты все равно должен отработать срок отсидки с удержанием из заработка. Многие там не выживают.

«Заливает он что-то, – подумал Алексей. – Концлагеря в демократической Украине строят для ополченцев и их пособников, не согласных с режимом. А для прочих – это вряд ли. Точно заливает».

– Так этот лагерь специально сделали?

– Нет, конечно, – ответил Пехтин. – В советские времена там был лечебно-трудовой профилакторий для алкашей и прочих наркоманов. Он от зоны ничем не отличался, те же порядки. Там даже не меняли ничего, только забор подлатали. Тамошний люд бросают на самые трудные работы. Лес раскорчевывать, просеки рубить. Охренеешь от такой нагрузки, маму проклянешь за то, что родила тебя на свет.

– А тебя за что закрыли?

– Да ни за что. – Пехтин скрипнул зубами. – Говорят, что утаил янтарь, добытый за день, решил налево сбыть, в обход официального учета.

«Ого, – подумал Алексей. – Тут даже официальный учет есть».

– А ты так не считаешь? Наговаривают на тебя?

Пехтин посмотрел на него с какой-то злостью, сплюнул на пол.

– Подумаешь, горстка камешков. Ладно, что было, то было. Плохо спрятал, бригадир нашел.

– А я не брал! – вдруг вскричал Гоняйло. – Это ты, Пехтин, ворюга, а меня подставили!.. – Он поперхнулся, стал надрывно кашлять.

– Да ладно, Валька, мне без разницы, брал ты или нет. – Пехтин пожал плечами. – Трудно устоять от соблазна, мать его. Бывает, натыкаешься на такие места, где этого янтаря хоть задницей ешь. А мужики рядом могут и не заметить. Но это так, ловкость рук. Умелец может и пару килограммов припрятать, потом сбыть. А я же, блин, за несколько камешков погорел, будь они прокляты!

– Так всегда бывает, – заметил Алексей. – Чем больше украдешь, тем меньше получишь. И наоборот.

– Уж ментам-то об этом известно, – процедил Пехтин, но как-то сразу смутился. – Ладно, парень, прости, ничего личного, как говорится.

– Сам-то откуда?

– Я с Запорожья, на заводе ферросплавов мастером трудился, пока тот вместе с отраслью не накрылся медным тазом. Денег нет, семья ноет, вот и решил в старатели податься. Под Городицей камни собирал, по триста гривен в день имел официального дохода. Знал бы, чем кончится!..

– А этот?.. – Алексей кивнул на Гоняйло.

– С Николаева это чудо, – ответил Пехтин. – Не умеет ни хрена, наивняк добродушный, а все туда же, за легкими деньгами.

– Ага, на себя посмотри, – вдруг проворчал Гоняйло.

Он уже не плакал, отлегло у человека, начал принимать реальность такой, какая она есть.

– Опытный, да? Тогда какого хрена ты в этом загоне чалишься? – спросил парень.

– Мальчонка прав. – Пехтин сокрушенно вздохнул. – Незадача у нас образовалась. Будем месячишко-другой ишачить на дядю, а там, глядишь, и подфартит.

Перспективы вырисовывались безрадостные. Алексей не знал, выдержит ли он все это.

Снова застучали бревна под колесами.

– Корынь проезжаем, – сообщил Пехтин. – Речушка здесь такая. Весной разливается, все в округе затапливает. От нее экскаваторы и роют каналы к вырубленным лесам. Эх, грехи наши тяжкие.

Алексей не удержался, снова подтянулся к окну. Равнины с островками кустарника сменяли осиновые и сосновые леса. В них не было ничего живописного. Природа отмирала, готовилась к зиме. Ветер трепал голые ветки.

Потянулась вереница холмов, поблескивающих проплешинами красной глины. Карликовый поселок, опоясанный забором, какой-то цыганский самострой. Снова малосимпатичные леса, болота в низинах. В стороне блеснула речка. Видимо, Корынь давала крюк.

В низине показался забор. Мощный, бревенчатый, он навевал ассоциации с американским фортом прошлых веков, какими их показывают в кино.

Заскрежетали ворота, грузовик въехал внутрь. Пехтин как-то судорожно сглотнул и быстро перекрестился. Гоняйло трясся от страха.

«Странно, – подумал Алексей. – По мысли Былинского, я должен находиться вовсе не здесь».

Отвалился задний борт, раскрылись створки. Выросла фигура охранника в мышином камуфляже. Простоватую прыщавую физиономию украшали пышные усы, которые он недавно ухитрился подпалить.