Арестантская одежда на Кленове аккуратно подогнана. Этим он слегка выделяется среди заключенных. Кленов ходит, озабоченно посматривая на переулочек. Брови его сдвинуты, в глазах напряженное ожидание. В сумраке появляется высокий Новодаров. Кленов взволнованно шагает навстречу, тихо говорит:
— Товарищ майор, уже думал, вы не придете.
Новодаров жмет его руку:
— Знаешь, я теперь в новом бараке. Надо было осмотреться, люди незнакомые.
— Перевели?
— Да. Часа два назад.
— Почему?
— Откуда ж мы знаем, — пожимает плечами Новодаров. — Кроме того, я — заложник. Может быть, хотят куда-то отправить, вот и сортируют… — Он кладет широкую ладонь на плечо Кленова: — Ну а у тебя что?..
— Генрих ждет вестей.
— Вести разные. — Новодаров берет Кленова под руку. Они медленно идут по переулочку между бараками.
— Опусти руку в мой карман, да смотри, не обожгись, — говорит Новодаров.
Кленов опускает руку в его карман и, дотронувшись до пистолета, удивленно поднимает глаза.
— Пойдем на «проспект», — смеется Новодаров. — Там все-таки меньше подозрений… Удивляешься, откуда эта штука? Н-да… Здесь ее достать можно лишь… — Он медлит, потом спрашивает с усмешкой: — Не понимаешь, в каком случае?
Кленов с недоумением смотрит на Новодарова. Лицо майора становится суровым.
— Я говорю, надо отнять у того, кто имеет!
— А-а! — вскрикивает ошеломленный Кленов.
— Тихо! — Новодаров прикладывает к его губам пальцы. — В двух словах скажу, как было.
Уже совсем стемнело. Над лагерем маячат черные трубы крематория. Они выбрасывают багровые языки огня.
«Проспект» ярко освещен. На сто метров в длину тянется густая проволочная сеть. На проволоке цепочка красных вперемежку с белыми электрических лампочек. Свет от них падает на асфальтированную панель, по которой ходят заключенные. В гладком влажном асфальте шеренга ламп отражается, как в зеркале.
По «проспекту» разгуливают преимущественно аристократы лагеря: капо, блоковые старосты, кухонные работники. У них свои дела: разработка комбинаций по добыванию продуктов и табака. Здесь они мало обращают внимания на рядовых каторжан, редко придираются к ним.
Глядя на мокрый асфальт, Кленов вздыхает:
— Зажмурить бы глаза и вдруг оказаться на Невском… Что можно за это отдать? Все! Кроме жизни… А как хочется жить.
— В моей части служил один ленинградец, твой земляк. Кажется, жил он на бульваре… Профсоюзов.
— Профсоюзов?! — восклицает Кленов и взволнованно продолжает: — Тихий, зеленый бульвар. Там мой дом. — Он останавливается и, закрыв рукой глаза, старается представить себе бульвар, дом, жену и маленькую дочку… Вот они идут по бульвару… Июль. Ветерок колышет над головой зеленую листву. «Пап, а ты надолго уезжаешь?» — «Глупышка, наш папа уходит на войну». — «На войну? А это интересно? Как в кино?»
— Иди к Генриху. Надо ночью собраться, — говорит Новодаров.
— Хорошо.
Новодаров смотрит на взволнованного, растерянного товарища, вздохнув, предлагает:
— Может, выпьем по кружечке пивка?
Кленов радостно кивает:
— Я как раз об этом подумал!
Они подходят к углу синего барака. Один прислоняется плечом к одной стене, другой — к другой стене. Их разделяет угол. Кленов щелкает пальцем по стенке барака…
— Хозяйка! Две кружки пива, пожалуйста.
Новодаров, зажмурясь, добавляет:
— По нашей традиции — ему большую, мне маленькую… — Помедлив, машет рукой. — А, впрочем, налейте мне большую. Сегодня был тяжелый день!
Кленов с застывшей улыбкой смотрит в сумерки, вздыхает.
— Н-да… Очень трудный день был у тебя, товарищ майор… А жить очень хочется!
Так они долго стоят, грустно улыбаются, каждый думает о своем.
В это время на «проспекте» назревает драка.
Два капо спорят, зло наступая друг на друга. У одного крючковатый нос и толстые губы. У другого сильно выпячена нижняя челюсть.
— Украл, не я. Хельмут украл.
— Врешь, сука!
— Клянусь пуговицей моего деда! Но, если бы украл я, — это все равно, что Хельмут. Ты же знаешь, Орлан, что Хельмут и я — одно целое. Живем-то на пару!
Грубый смех прерывает глухой удар в подбородок. Мелькает блеск стали. Тишину «проспекта» разрывает протяжный стон упавшего капо. Со звоном падает на асфальт нож. Один из дравшихся бросается в темный переулок между бараков.
Новодаров и Кленов с минуту растерянно смотрят друг на друга, затем торопливо уходят от «пивного ларька» к своим баракам.
В переулке они расстаются.
— Вот их удел!:. Можно подумать, что вся Германия из таких и из эсэсовцев! — говорит Кленов.
— А Генрих?
— Да, конечно, Генрих — это другая Германия, — признается Кленов.
— Итак, жду! — уходя, бросает Новодаров.
— Есть! — по-военному, но тихо отвечает Кленов.
В кабинете Штофхена Макс и один из главных сатрапов коменданта — тучный Штрайтвизер. Адель осталась за дверьми. Ей не все дозволено знать. Она ведь только «руки» адъютанта.
Включив радиоприемник, комендант кивает Максу:
— Докладывайте.
Вытянувшись и выпятив грудь с орденами, безрукий рапортует:
— Штурмбанфюрер! Исчезновение коммандофюрера Мусса остается, к сожалению, тайной!
— О аб меньш! — презрительно цедит сквозь зубы Штофхен и переводит взгляд на Штрайтвизера: — Ваш доклад!