Янтарная комната

- Где-то здесь должен быть завод бытовых приборов, - сказал Званцев. - Ты не заметила?

- Нет.

- Никогда ты ничего не замечаешь.

- За рулем - вы. Пустите меня за руль, я буду все замечать.

- Ну уж нет, - сказал Званцев.

Он резко затормозил, и машину занесло. Она боком проползла по взвизгнувшему бетону. Фары осветили столб с указателем. Сигнальных огней не было, надпись на указателе казалась выцветшей: «Новосибирский Институт Биологического Кодирования - 21 км». Под указателем был прибит перекошенный фанерный щит с корявой надписью: «Внимание! Включить все нейтрализаторы! Сбавить скорость! Впереди застава!» И то же самое на французском и английском. Буквы были большие, с черными потеками.

- Ого, - пробормотал Званцев, полез под руль и включил нейтрализаторы.

- Какая застава? - спросила Акико.

- Какая застава, я не знаю, - сказал Званцев, - но, видимо, тебе нужно было остаться в городе.

- Нет, - сказала Акико.

Когда машина тронулась, она осторожно спросила:

- Вы думаете, что нас не пропустят?

- Я думаю, что тебя не пропустят.

- Тогда я подожду, - спокойно сказала Акико.

Машина медленно и беззвучно катилась по шоссе. Званцев сказал, глядя перед собой:

- Мне бы все-таки хотелось, чтобы тебя пропустили.

- Мне тоже, - сказала Акико. - Я очень хочу проститься с ним…

Званцев молча глядел на дорогу.

- Мы редко виделись последнее время, - продолжала Акико. - Я очень люблю его. Я не знаю другого такого человека. Никогда я так не любила отца, как люблю его. Я даже плакала…

«Да, плакала, - подумал Званцев. - Океан был черно-синий, и небо было синее-синее, а лицо его было опухшим и синим, когда мы с Кондратьевым осторожно вели его к конвертоплану. Под ногами скрипел раскаленный коралловый песок, ему было трудно идти, он то и дело повисал у нас на руках, но ни за что не соглашался, чтобы мы несли его. Глаза его были закрыты, и он виновато бормотал: «Гокуро-сама, гокуро-сама…» Сзади и сбоку молча шли океанологи, а Акико шла рядом с Сергеем, держа обеими руками, как поднос, знаменитую на весь Океан потрепанную белую шляпу, и горько плакала. Это был первый, самый страшный приступ болезни - шесть лет назад, на безымянном островке в пятнадцати милях к западу от рифа Октопус…»

- …я двадцать лет знаю его. С самого детства. Мне очень хочется проститься с ним.

Из мокрой темноты выплыла и прошла над головами решетчатая арка микропогодной установки. На синоптической станции огней не было. «Установка не работает, - подумал Званцев. - Вот почему эта мерзость с неба». Он покосился на Акико. Она сидела, забравшись на сиденье с ногами, и глядела прямо перед собой. На ее лицо падали отсветы от циферблатов на пульте.

- Что здесь происходит? - сказал Званцев. - Какая-то мертвая зона.

- Не знаю, - сказала Акико. Она заворочалась, устраиваясь удобнее, толкнула его коленом в бок и вдруг замерла, уставившись на него блестящими в полумраке глазами.

- Что? - спросил он.

- Может быть, он уже…

- Вздор, - сказал Званцев.

- И все ушли к институту…

- Вздор, - решительно сказал Званцев. - Вздор.

Далеко впереди загорелся неровный красный огонек. Он был слаб и мерцал, как звездочка на неспокойном небе. На всякий случай Званцев снова сбавил скорость. Теперь машина катилась очень медленно, и стал слышен шорох дождя. В свете фар появились три фигуры в блестящих мокрых плащах. Они стояли прямо посередине шоссе; перед ними поперек шоссе лежало здоровенное бревно. Тот, что стоял справа, держал над головой большой коптящий факел. Он медленно размахивал факелом из стороны в сторону. Званцев подвел машину поближе и остановился. «Ну и застава», - подумал он. Человек с факелом что-то крикнул неразборчиво в шорохе дождя, и все трое быстро пошли к машине, неуклюже шагая в огромных мокрых плащах. Человек с факелом снова крикнул что-то, сердито перекосив рот. Званцев выключил дальний свет и открыл дверцу.

- Двигатель! - крикнул человек с факелом. Он подошел вплотную. - Выключите двигатель, наконец!

Званцев выключил двигатель и вылез на шоссе под мелкий частый дождь.

- Я океанолог Званцев, - сказал он. - Я еду к академику Окада.

- Выключите свет в машине! - сказал человек с факелом. - Да побыстрее, пожалуйста!

Званцев повернулся, но свет в кабине уже погас.

- Кто это с вами? - спросил человек с факелом.

- Океанолог Кондратьева, - ответил Званцев сердито. - Мой сотрудник.

Трое в плащах молчали.

- Мы можем ехать дальше?

- Я оператор Михайлов, - сказал человек с факелом. - Меня послали встретить вас и передать, что к академику Окада нельзя.

- Об этом я буду говорить с профессором Каспаро, - сказал Званцев. - Проведите меня к нему.

- Профессор Каспаро очень занят. Мы бы не хотели, чтобы его тревожили.

«Кто это - мы?» - хотел спросить Званцев, но сдержался, потому что у Михайлова был невнятный монотонный голос смертельно уставшего человека.

- Я должен передать академику сообщение чрезвычайной важности, - сказал Званцев. - Проведите меня к Каспаро.

Трое молчали, и красный неровный свет пробегал по их лицам. Лица были мокрые, осунувшиеся.

- Ну? - сказал Званцев нетерпеливо.