Янтарная ночь

К себе Янтарная Ночь — Огненный Ветер не вернулся. Он отправился к Розелену, чьи ключи нашел в пиджаке. Это был его первый визит к нему, раньше они встречались только на улице Тюрбиго. Подвальное жилье с зарешеченными окнами на уровне тротуара. Глядя на эти окна под самым потолком, Янтарная Ночь вспомнил слова Розелена о ногах прохожих — особенно по поводу женских туфелек и лодыжек. «Люди почему-то думают, что жить в подвале очень неприятно, — сказал он ему однажды, — ну а мне нравится, потому что я вижу женские ножки сотнями. И к тому же мне нравится слушать стук их острых каблучков по тротуару. Звук шагов, который приближается, проходит мимо и удаляется. Если к нему хорошенько прислушаться, это волнует не меньше, чем голос. Долго глядя на все эти ноги и слушая шаги, я в конце концов научился угадывать, какое там тело сверху, какого типа женщина, и даже воображать иногда ее лицо, глаза. Ты замечал, как походка и звук шагов согласуются со взглядом? Мне много раз случалось влюбляться в женщин, у которых я видел только ступни и щиколотки. Они шли таким живым, таким милым шагом… я бы покраснел, увидев их глаза!» Но этой ночью ни одна женщина не прошла мимо, ни разу у подвального окна не раздался волнующий стук каблучков. Мертвая тишина царила в комнате, на улице. Тишина такая ясная, что, казалось, она отрицала присутствие города вокруг, проистекала из какого-то другого места — из тела умершего Розелена, быть может, из его лакированного сахаром рта. Из его раздробленной челюсти.

Эта тишина удивляла Янтарную Ночь — такая тишина в самом сердце города, причем города, все еще сотрясаемого волнениями, была непостижима. Стоя посреди комнаты, он слушал эту небывалую тишину. Так он и заснул, на ногах, задрав голову к потолку, с глазами, потерявшимися в тишине.

Тишина прервалась незадолго до рассвета, с первыми проблесками зари. Рассеялась под широкими взмахами метлы привратника, усердно подметавшего свой маленький кусочек тротуара. И этот звук скребущей землю метлы взорвался у Янтарной Ночи в голове, в глазах, во рту. Могучий пульс города снова забился со всех сторон, и его гул, как кровь из раны, вновь нахлынул на Янтарную Ночь — Огненного Ветра.

Он встряхнулся от своего странного оцепенения. Он спал стоя, словно лошадь, и теперь ему было больно в коленях. Тогда он стал мерить шагами комнату, куда медленно проникал день. И этот наплыв света на стены, увешанные афишами, картинками, фото, ужаснул его — ибо вернулось сознание. Все воспоминания о случившемся накануне заскользили в розоватой ясности утра, окружая его одно за другим.

Из стен выступали лица — огромные афиши певцов, актрис, и более скромные портреты каких — то незнакомцев, наверняка родственников Розелена, людей из его деревни. И среди всего этого скопища лиц, то гигантских, то миниатюрных, повсюду — фото чаек, снятых на лету.

Лица и морские птицы пожирали белизну стен, дырявили комнату, словно замок из песка, атакуемый ветром. И птицы кружили над лицами, будто над перевернутыми лодками или над тачками с солью.

Тачками с солью — вот чем вдруг обернулись эти портреты для Янтарной Ночи-Огненного-Ветра. Не только портреты кинозвезд и членов семьи Петиу, но и любое лицо, каким бы оно ни было, стало только этим: тачкой с солью. И этот образ ужаснул его.