Янтарное имя

- Ты искушаешь меня, мой господин? - Яркая ало-золотая аура менестреля все еще пылала в глазах Растара, и он просто не мог обращаться к нему по-иному. - Прости меня - я знаю, как должен ответить на твой вопрос, но сказано в Писании: "Человек слаб..."

- Ладно, - на этот раз Серраис слегка поморщился от обращения "господин", но счел разумным не заостряться на этом. - Задам вопрос по-иному: чего ты больше боишься - потерять место или прослыть судьей неправедным?

- Я не ослышался, мой господин? - переспросил Растар. - Ты сказал именно "прослыть", а не "стать"?

Серраис кивнул, чуть улыбнувшись - инквизитор понял его абсолютно правильно.

- Слава мирская есть тщета и суета, но Господь читает в наших сердцах, ибо ему одному ведома истина, - твердо произнес Растар. - Сохранив же место свое... я сохраню жизнь тем десяткам невинных, которых осудил бы без вины подобный отцу Эллери.

- Можешь считать, что выдержал испытание, - Серраис против воли улыбнулся еще шире, но тут же снова стал серьезным: Веришь ли ты мне, как верит Льюланна?

Растар лишь склонил голову, подозревая, что утвердительный ответ на этот вопрос подведет его чересчур близко к ереси.

- Тогда... - Серраис торопливо сглотнул все недостаточно возвышенные формулировки. - Да станет по слову моему и вере вашей: будут пытать Льюланну, но не почувствует она боли, и на костер взойдет, но не тронет ее пламя, и выйдет она из огня, как из реки, лишь прибавив сил. Да будет так.

- Да будет так, - снова склонил голову Растар. - Только мы еще посмотрим, кого после этого аутодафе назовут неправедным судьей - меня или Эллери!

Серраис повернулся к Лиула и в последний раз обнял ее.

- Ты-то не боишься?

- Ты же сам сказал, что огонь - это ты, - она приникла головой к его плечу. - И когда я буду стоять в пламени, оно будет ласкать меня, как ласкали твои руки...

Он провел рукой по густым черным волосам и легко, как вечность назад Ланнад, поцеловал ее в лоб.

- Мы еще обязательно встретимся, - твердо сказал он.

Встал, поправил у пояса позолоченный кинжал Лани - ни к чему оставлять улику, а самому пригодится. Заправил под берет прядь волос, откинул плащ с правого плеча. Еще немного помедлил, словно надеясь, что эти двое все же передумают и последуют за ним...

- Что ж, преподобный Растар, - с этими словами Серраис отошел к дальней стене кельи, - спасибо вам за гостеприимство и за все, что вы сделали для меня. Удачи вам в вашем нелегком труде, а теперь прощайте!

И сделал шаг.

Наконец-то сделал шаг, о котором мечтал четырнадцать лет. Дрогнул воздух, что-то сверкнуло, и на миг лица Растара коснулся порыв соленого ветра, а слуха - крик чайки...

Они стояли и смотрели в лицо друг другу - главный инквизитор Олайи и кандидатка не то в ведьмы, не то в святые. А больше в келье не было никого.

- Сколько у нас еще времени в запасе? - наконец спросила Лиула. - Минут двадцать еще будет?

- Пожалуй, будет, - кивнул Растар.

- Тогда давай быстро придумаем, что будем говорить Эллери и вообще народу. А то еще выйдет неубедительно...

* * *

"...В колокола зазвонили, ударили в барабаны, и вот судия неправый ведет на костер Льюланну. Связали ей крепко руки, цепями к столбу прикрутили, облили дрова смолою и факел в них уронили. Ай, плачьте, рыдайте, люди! Не будет ей избавленья, не будет петли у горла, что дарит смерть до сожженья.

Ай, небо, светлое небо! Ай-лэй, святая Льюланна!"

(Аугусто Иларио Канде, "Чудо святой Льюланны".)

* * *

"...И свидетельствовал Растар, что расступилась стена по мановению руки Льюланниной, и свет ослепительный стал в келии. Киарья же ступила в тот свет, и стена закрылась за спиной ее. И вопросил Растар преподобного Эллери: "Мыслимо ли сие не Божиим, но диавольским попущением сотворить? И достанет ли могущества у диавола свершить такое? Ведомо же тебе, как и мне, что невинна была та киарья". Льюланна же рекла: "Если невинна я, то положу руку в огонь, и вреда не будет мне". И разожгли жаровню, и вложила святая целительница руку свою в пламя, и невредима была рука ее. Преподобный же Эллери веры ей не имел и рек: "То ведьма! И не вредит ей пламя, ибо есть на теле ее оберег диавольский, в плоть вшитый!" И раздели Льюланну донага, и волосы ее срезали, и Эллери тело ее испытывал иглой. Кровь текла, но улыбалась святая, боли не чувствуя. И клали пальцы ее в тиски, и дробили их без всякой жалости, и вопрошали: "Ответь, каким ведовством извела ты певца Хено, с которым скиталась?" Растар же, видя сие, лишь заливался слезами, но поделать ничего не мог...