Янтарное имя

- Да... - только и смогла выговорить Адалена по окончании монолога отца Гилеспия. - Слава Пречистой Деве, что я Дину на ключ в комнате закрыла. И не дай Бог вы, преподобный отче, хоть когда-нибудь ей это расскажете... - в этот момент она ощутила, что ее дергают за рукав.

- Адалена, - сквозь зубы проговорила бледная как мел Лиула, - ступайте домой, а я побегу в квентинский приют. И, в самом деле, ничего пока Дине не говорите. Не знаю уж, сколько правды в словах этого монаха, но, кажется, в самом деле случилось что-то страшное...

...Во всяком случае, в одном отец Гилеспий не погрешил против истины: квентинский приют казался вымершим. Только у ворот торчал обычный сторож в серо-красном. Лиула даже не пришлось особенно ломиться в ворота, требуя главного инквизитора Олайи - ее быстро и без особых формальностей провели в кабинет Растара.

Однако самого Растара в кабинете не оказалось. Брат Теверин же, которого Лиула месяц назад избавила от камня в почке, лишь подтвердил все услышанное от отца Гилеспия с новыми подробностями. И прибавил, что сейчас Растар как раз допрашивает помянутую киарью, так что если Лиула столь нуждается в нем, то пусть сидит и ждет.

Ничего другого не оставалось. Но Лиула не могла сидеть спокойно на одном месте, выскочила в коридор, нервно прошлась по нему туда и назад... и вдруг застыла: приглушенный толщей камня, до нее ясно долетел голос Гинтабара! И не просто голос, но хорошо знакомая ей песня!

- Брат Теверин! - воскликнула она, снова врываясь в кабинет. - Зачем вы сказали мне неправду?!

- Какую неправду? - растерянно переспросил секретарь. Вместо ответа Лиула выдернула его в коридор - и тогда брат Теверин тоже услышал:

Свист ветра, кони на дыбы,

Связали руки - и на дыбу!

Зов скрипки или зов трубы

И невозможно сделать выбор...

- Это его голос! - Лиула выглядела так, что, казалось, способна в одиночку взять любую крепость. Во всяком случае, попыталась бы это сделать - и секретарь тоже это понял.

- Я должна быть с ним! Можете пытать, можете на костер отправить - но только вместе с ним! Где эти ваши грешные кельи?

- Вниз по левой лестнице, - машинально указал брат Теверин. В следующую секунду Лиула, будучи женщиной крупной и сильной, буквально отшвырнула его с дороги, ринувшись в указанном направлении.

* * *

Голос менестреля умолк, как обрезанный ножом. Ало-золотое сияние уже выстроило защитный кокон над вмятым в солому телом, и Растар знал, _что_ увидит, когда оно начнет гаснуть.

И тут за его спиной заскрипела дверь.

- О мать моя, что это?!!

На пороге кельи, вцепившись в дверной косяк, застыла знахарка Льюланна. Зрачки ее расширились так, что не видать было радужки.

- Скажите мне, что это?! Что тут происходит?!

- Смотри сама, - выдавил из себя Растар.

На этот раз сияние разгоралось долго, а померкло почти сразу. Только что метались алые и золотые сполохи - и нет их, а на соломе, с рукой, прижатой к груди, лежал менестрель Хено. Глаза его были закрыты, но лицо странно напряжено, не позволяя поверить, что он всего лишь спит. И...

Возгласы изумления одновременно вырвались у Лиула и Растара. У Лиула - потому что она разглядела, во что одет Гинтабар. Снова золотое с коричневым, но на этот раз по изысканнейшей кастельской моде. Искусно расшитый камзол, узкие штаны-чулки, золотая пряжка на берете, почти скатившемся с головы... И плащ, примятый телом, но все же видно, что не зеленый и не черный, а роскошный темно-лиловый, атласный, с тонкой алой каймой.

Растар же совсем не обратил на это внимания, ибо впервые за всю жизнь его зрение души включилось само собой. Теперь у менестреля была одна аура - но столь ослепительно яркая, что, по прикидкам Растара, была немыслима даже у святого - разве что у огненного ангела, кого-нибудь вроде архистратига Михаила! Казалось, ало-золотой отсвет - а цвет ауры был именно таков навек задержался вокруг головы Хено, обличая его непохожесть на остальных людей...

...Знание нахлынуло, как река, и на миг он даже растерялся - но лишь на какой-то миг. А потом все срослось, улеглось и выстроилось в ослепительно ясную картину. Он знал, кто такая Ланнад, знал, _что_ она сделала с ним, знал, что оба раза это было практически невозможно, ибо требовало сочетания трех условий: выщербленного кристалла, капли крови, попавшей на щербинку, и экстатического состояния оживившей кристалл... Знал - и в конечном счете даже чувствовал за это благодарность, ибо она сделала его большим, чем он был, оставив ему в наследство все, что могла сама. Но при этом он все-таки сумел остаться самим собой, и в этом была только его заслуга - заслуга тех двенадцати лет, что пролегли между Сарнаком и Олайей.

А сквозь блистательную картину солнечным лучом прорезалось главное знание: ИМЯ. Его Истинное Имя, которое он сознавал сейчас так же ясно, как если бы снова стоял в Кругу Света. И имя это было хаанарским, и вместе с именем вернулись способности, да что там вернулись - тысячекратно усилились. Для него больше не существовало непрямых дорог, достаточно было сделать шаг - и миры послушно распахнулись бы перед ним.