Янтарное имя

Бесспорно - слагая ту или иную песню, он не мог не испытывать тех чувств, которые в нее вкладывал. Однако повторение стирает все, и зачастую он пел как бы по памяти, не тратя на каждое новое исполнение куска души... А теперь - не мог. Здесь, в Силлеке, он оставался иронично спокоен лишь до тех пор, пока рука его не касалась струн гитары. И тогда слова, срывавшиеся с его губ, неожиданно обращались в некую высшую правду, и правда эта заставляла смеяться и плакать слышавших его баллады. И каким-то новым, незнакомым светом начинали светиться их глаза...

У него больше не получалось жить, словно скользя по поверхности океана жизни, избегая спускаться в его заведомо мрачные и пугающие глубины. Теперь ему приходилось нырять туда ежедневно, а вынырнув, полной чашей пить последствия. И именно в страхе перед этими последствиями он до сего дня не решался петь "Отчаяние". Но сам он считал эту песню одной из лучших своих, а потому рано или поздно должно было случиться то, что и случилось в придорожном трактире, в свете двух мерцающих огарков...

Когда он кончил, в зале повисло напряженное молчание.

- Кто ты?! - вдруг спросила девушка у его ног. - И почему ты, целый вечер даривший нам силы, вдруг разом их отнял?

- Простите меня, - Гинтабар в смущении опустил глаза. Это произошло совершенно случайно, я даже не думал, что спою именно это... Воистину, вам следовало раньше отпустить меня!

- То, что ты делаешь, под силу только Поющим Жрицам, - это уже сказал немолодой человек с темной бородкой, управляющий какого-то местного лорда, судя по добротности одежды... - Лишь они держали в руках ключи от силы и бессилия слова - но ведь их нет уже многие сотни лет! И потом, никто и никогда не слыхал о мужчине, наделенном подобным даром...

- Ну, я, кажется, говорил, что родом не из Силлека... начал Гинтабар и вдруг натолкнулся на взгляд девушки у ног.

Такие неизбывно голодные глаза иногда бывают у женщин, которым сильно за двадцать. В той, прежней жизни, пусть не простой, но понятной, он старательно избегал эту разновидность женщин, хотя вообще-то не упускал ни малейшей возможности пофлиртовать с юным очаровательным созданием. Но ведь таким не флирт нужен, и ждут они уже давно, как в той сказке, не чуда, а лодки. Поэтому и сами они держались от него на почтительном расстоянии. Они не хотели верить в красивые слова, он не желал ощущать себя чьей-то собственностью, в общем, все разрешалось к обоюдному удовольствию.

Здесь же именно подобных женщин и притягивали неожиданные глубины, открывавшиеся в его песнях. Он кое-как смирился и с этим, воспринимая таких поклонниц как неизбежное зло.

Но эта... ей же не больше семнадцати! "Пятнадцать," вдруг ясно отпечаталось в мозгу, и он, как любой моталец, ничуть не удивился этому внезапному знанию. Да, всего пятнадцать, шестнадцать исполнится только в середине зимы. Что ж, видно, некоторые несчастные так и рождаются с таким вот несытым взглядом. Причем спроси их в их романтической тоске, чего им не хватает - так сами не знают.

Черные волосы и смуглая кожа жительницы севера, темно-алые блуза и широкие штаны... В его родном мире подобные девицы обычно носили черное. Она у его ног - как медленно остывающий уголь большого костра. И он над нею - в медовом сиянии волос, в золотом ореоле, как светлое пламя...

- Пойдем, - сказала девушка, вставая, и вцепилась в его руку. - Пойдем со мной. Ты действительно устал.

Он повиновался, веря, что найдет способ отделаться от нее.

- Доброй тебе ночи, менестрель, - толкнул его в спину голос трактирщицы. - Спасибо за дивный вечер и прекрасные песни.

- Не стоит благодарности, - ответил он автоматически. Мир плыл перед его глазами, хотелось только одного - добраться до сеновала и уткнуться головой в свернутый плащ.

- Меня зовут Лиуланниа, - сообщила девушка уже на лестнице. - Можно сокращать до Лиула.

- А меня - Мэйрил Хьенно, - согласно правилам игры, в этом мире его звали так, и он уже давно не испытывал по этому поводу никаких эмоций. - Сколько тебе лет, чудо?

- Девятнадцать, - быстро ответила Лиула, но, видимо, сама почувствовала, как неправдоподобно звучит ее ответ, и добавила помедлив: - ...будет.

Темное, мрачноватое лицо с огромными глазами. Он всерьез усомнился, умеет ли она улыбаться.

- Значит, я старше тебя на десять лет. Как минимум, Гинтабар попытался сказать это назидательно, но ничего у него не вышло из-за отсутствия практики.

- Вот уж что меня не волнует, - бросила Лиула таким тоном, что менестрель окончательно понял: эта женщина послана ему во искупление грехов. В том числе еще не совершенных.

Впрочем, дева действительно выглядела несколько старше своих лет: высокая, крепкая, с вполне сформировавшейся статной фигуркой. По крайней мере, обвинить его в совращении девушки, не вошедшей в брачный возраст, будет весьма непросто...

- Что это у тебя за камень? - он коснулся висящего на ее груди небольшого самоцвета оттенка белого вина. - Топаз?

Спросил он это лишь потому, что после вопроса о возрасте между ними повисла какая-то неприятная неловкость.