Янтарное имя

- Подымай выше, - усмехнулась Лиула, - это желтый сапфир.

- Желтый? - растерянно улыбнулся Гинтабар. - По-моему, сапфир должен быть только синим...

* * *

- Мэйрил... А у тебя раньше была любимая женщина? То есть такая, которая единственная?

"Что тебе ответить, создание? Я старше тебя почти в два раза. Но когда мне было столько, сколько сейчас тебе, я уже умел раздвигать пределы мира, в котором жил. А в девятнадцать я знал о мироздании куда больше, чем положено простому уличному певцу, за что и был прозван Несогласным. Просто потому, что если человек начал мыслить, то остановить его очень, очень трудно... Я ведь действительно хотел как лучше, а в молодости, когда все мы романтики, все кажется таким простым! Накатанная колея: несогласие - слово - наказание - ересь - мятеж... и сам не заметил, как оказался у Сур-Нариана и превратился в символ, в выражение народных чаяний... Порой я и сам не задумывался, к чему пишу ту или иную балладу - а люди умирали и проливали кровь других людей с моими строчками на устах.

Я себя в тебе вижу, девочка в красном, хоть мы и непохожи. И чем лучше моя тогдашняя "борьба" твоих "страданий"? Ты ведь тоже ничего не знаешь о том, кто такая была эта Оритта и почему тех, кто внимал ее проповеди, поднимали на копья. Это было девяносто лет назад, ты не застала живых свидетелей... А ведь, если то, что я слыхал - правда, там было за что поднимать, ой, было! Просто в вашем мире Несогласие зовется этим именем и носит темно-красные одежды.

А Тису я в последний раз видел на колесе. Только за то, что пошла за мной. Только за то, что посмела стать той самой единственной. А ведь потом была еще и Анн-рики, которая, кстати, чем-то походила на тебя, ведь в ней текла кровь горцев. Но ей повезло больше, она умерла в бою, как повелевает честь ее народа. В том последнем неравном бою на морском берегу, когда у меня вышибли меч и я, со связанными руками, смотрел, как ломают мою гитару и как пузырится кровь на губах Анны... Но гитара вот, а Анны нет и никогда не будет...

Но я никогда не скажу тебе этого, глупая девочка Лиула. Я не хочу, чтобы ты преклонялась передо мной, как это водится у подобных тебе. Ибо страдания - не заслуга, а ты еще не понимаешь, что тот крест, на котором тебя распинают, не повесишь на шею в качестве ордена. Свои и чужие ошибки, это порой больнее подлости и предательства... И то, что ты страдал, не дает тебе права после идти по головам и душам на том основании, что ты "платил вперед" - о, я и сам в свое время не избежал этой ловушки! А вы же еще и придумываете себе эти страдания, торопитесь заплатить - чтобы скорее начать победный марш по головам? Так, что ли?!

А доведись тебе самой ответить за свои, ладно, убеждения, за свою Оритту, и не перед беззащитными жрицами твоего храма, а перед пьяным от крови "воином веры"? Ты хорошо знаешь, что в вашем мире женщина священна, но, уверяю тебя, он успеет это позабыть... Что будет тогда?

Но этого вопроса я тоже тебе не задам. Именно потому, что в два раза старше. И еще потому, что, даже став старше и вроде бы мудрее, так и не избавился от своего романтизма... Я все еще способен понять, что заставляет человека в пятнадцать лет сбежать из дому и месяц вешать на уши всем встречным некую ерунду, которую он считает проповедью. А потом, начав смутно догадываться о собственной несостоятельности, прибиться... к первому попавшемуся менестрелю, приняв его за своего долгожданного героя!"

- Конечно, была, - помедлив, отозвался он. - Сейчас скажу... да, точно, пять. И все как одна единственные.

Догорал костер. Рогатый конь с серебряной гривой, фыркая, пасся где-то неподалеку. В ветвях орны над головой пронзительно вскрикнула ночная птица... Ночь перевалила за середину.

* * *

- Это он! Он! - пролетел шепоток среди леса белых колонн, за которыми прятались послушницы.

Гинтабар шел по коридору, выложенному темно-зелеными плитами, легко и уверенно, не поворачивая головы в сторону колонн, и лишь на губах его играла еле заметная усмешка.

Когда идешь на прием к Хассе, Верховной Жрице Силлека, некогда оборачиваться на крик сойки-пересмешницы.

Стеклянный потолок, бледно-зеленые стены, полусвет и плеск воды в фонтане... Ощущение покоя, тишины летнего дождливого дня и доброй женской руки, что, успокаивая, гладит по волосам... А послушницы прячутся, хоть устав и не запрещает им свободно общаться с приходящими в храм - но нет, лишь звенят за спиной взволнованные девичьи голоса.

- Он! Сам Мэйрил Янтарная Струна!

И эхом в ответ:

- Одержимый...

Он по-прежнему не повернул головы, но усмешка на его губах погасла.

Слева, рядом, но на шаг позади - Лиула. Как телохранитель. Или как тень. Багряная тень золотого пламени солнца.

Алый капюшон отброшен на плечи, голова надменно вскинута. Темное суровое лицо в ореоле черных волос, и на нем - гордость, оттого что рядом. Не как эти, в бело-зеленом, которым дано лишь смотреть из-за угла на самого прославленного менестреля Силлека, легендарного и таинственного Гинтабара, да шептать: "Он, одержимый..."