Я вижу ее: полудевушку, полуженщину. Она идет — хрупкая и больная — по улице, которая зовется теперь Янтарной, — там, где кончается эта улица, шумит море куршей и викингов. На улице — красивые дома, окруженные высокими деревьями. В один из таких домов она входит робко, словно в какое-то чудо. Здесь живет ее учитель — человек, который открыл для нее скандинавскую мифологию, мрачную красоту фиордов Норвегии, произведения Ибсена и Стриндберга, который рассказывал ей о музыке Вагнера. Не только рассказывал, но и дарил билеты — ей и другим ученицам из бедных семей, чтобы они увидели и услышали оперу, чтобы их души открылись бессмертной власти искусства.
Полудевушка, полуженгцина, знавшая о любви только из книг. И видевшая, как любит Кармен, как бросает она Хозе дразнящую розу, а потом, с мечтой о тореадоре, умирает под
ударом его клинка. На руках у Альфреда умирает Виолетта. На белом лебеде приплывает к Эльзе и снова на веки уплывает Лоэнгрин. И власть любви ей кажется безжалостной, неразрывно связанной с дыханием смерти.
— Никогда я не буду любить! — так она говорит себе, потому что в ней живет страх, а наряду с ним — тоска, еще более обостряющая страх, ибо девушка часто кашляет кровью, кажется себе самой унизительно слабой и некрасивой, не смеющей и мечтать о том, чтобы сравниться когда-нибудь с прекрасными героинями сцены и книг. А может любовь спасать?
На Янтарной улице жил он, тот, кто давал ей книги. Девушка писала стихи. Он их печатал — все до единого — в газете, которой сам руководил. Ей казалось, что комнаты в его доме полны каким-то нежным, чудесным ароматом. На его столе стояла фотография: гордый, прекрасный женский профиль и руки на струнах арфы. Это была его жена, которая жила в Риге. Каждую неделю ездил он туда.
— Прекрасная и мудрая! — так говорил он о своей жене. Девушка сникала перед этой красотой, она приходила из квартирки бедной
работницы. А человек на Янтарной улице говорил ей:
— Вы есть и будете личностью. Учитесь, пишите, я вам помогу.
Он привез из Риги лечебные травы от ее болезни, собранные матерью одного композитора, — она пила отвар из них и понемногу поправлялась, больше не кашляла кровью.
Изредка, стесняясь, и словно бы для того, чтобы отогнать страх смерти, она заходила в жилище этого человека, видела в его голубых глазах ласковый блеск жизни. Забравшись в уголок, перелистывала книги, отбирая те, которые хотела взять с собой.
И однажды, когда она сидела так, слегка освещенная настольной лампой, он сказал:
— Какое выразительное у вас лицо и какие красивые руки!
Эти слова прозвучали в тишине, как звук фанфар, как первый могучий аккорд оркестра в оперной увертюре.
Это сказал он, тот, кто любил и сам был любим, кто понимал красоту.
И ей казалось, что он подносит к ней янтарное зеркало, в котором она может разглядеть свое будущее. Всегда, всегда он ставил перед
нею эго зеркало, и особенно тогда, когда перечитывал и принимал ее стихи.
И вот, когда она, окончив гимназию, собиралась ехать в университет, в одно августовское утро, развернув газету, она внезапно увидела невероятное сообщение — он умер. Да, он как-то упоминал, что отец его скончался едва достигнув сорокалетнего возраста, и что наверное и ему придется рано умереть.
И она стояла около странного дома, за которым шумело море куршей и викингов, стояла рядом с другими ученицами, видела как вынесли гроб. За ним в траурном платье шла прекрасная женщина, которую она видела
на фотографии.
Она слышала, как заколачивают гроб в вагоне, который увез человека с янтарным зеркалом туда, в Ригу, на Лесное кладбище.
Прошло сорок лет, поэтесса, близкая уже к закату жизни, встретила в Риге на улице стройную седую женщину, которую когда-то видела на фотографий. Они разговорились. Женщина сказала:
— У меня есть карточка времен вашей молодости. Ее хранил мой муж, вы очень красивы
на ней. Я могу вам отдать ее — вы же знаете, мой муж любил вас.
Женщина сказала это таким теплым, таким счастливым тоном, словно радовалась тому, что встречает человека, которого любил ее муж. Поэтесса почувствовала, как ее захлестывает волна какого-то невыразимого тепла, — она иногда бывала на могиле своего учителя, он всегда подсознательно присутствовал где-то в глубинах ее памяти. Но горечь и страдания любви, кратковременные приобретения и вечные потери столь бурно и нещадно терзали ее жизнь, что эти слова она восприняла как весть нежданного счастья.
Вернувшись домой, она оглянулась на свою жизнь — та словно погасла, — она почувствовала руку, которая с такой чуткой нежностью касалась ее головы, услышала голос, который говорил о ее стихах и духовной красоте, она гляделась в янтарное зеркало и спрашивала себя, стала ли она достойной того изображения, которое он однажды показывал с такой бескорыстной любовью. Стала ли она личностью? Ее душа всегда была робкой и печальной, любовь приходила, но скупая, ранящая, безжалостная, такая же точно, как в книгах