Япония. От сегуната Токугавы - в ХХI век

Для многих ученых тот факт, что большинство малолетних правонарушителей происходили из среднего класса, был гораздо более тревожным, чем рост подростковой преступности сам по себе. Можно было понять, почему дети из бедных семей шли на охоту за стариками в послевоенные годы, когда 10 000 хулиганских нападений в год никого не удивляли. В 1955 г. около половины малолетних правонарушителей происходили из неблагополучных семей. К середине 90-х, однако, около 4/5 молодых преступников жили в семьях, где были оба родителя, а около 90 % могли быть отнесены к среднему классу. Многих взрослых шокировало то, что подростки, арестованные за грабежи, заявляли, что они просто хотели раздобыть денег на развлечения. По мере того как японцы становились все более богатыми, рыдали комментаторы, они, похоже, становились духовными банкротами.

Волна подростковой проституции, казалось, подтверждала это мнение. Само это явление обозначалось эвфемизмом «спонсорская дружба». Мужчины средних лет сходили с ума по молоденьким девушкам, которым надо было лишь набрать номер коммерческой голосовой службы, чтобы скинуть сообщение подобного содержания: «Я — шестнадцатилетняя ученица высшей школы. Я ищу кого-нибудь, с кем бы я могла встретиться завтра для спонсорской дружбы. Мой рост — 165 сантиметров, вес — 49 килограммов. Мне кажется, что я хорошенькая и остроумная. Моя цена — «5» [50 000 йен] за два часа»^{401}

. Позвонив, мужчина мог встретиться с веселой, хорошо одетой и, по всем внешним признакам, обычной ученицей, которая соглашается на секс только потому, что ей хочется сумочку авторской работы за 100 000 йен или других шикарных вещей известных брэндов, которые она не может позволить себе приобрести на деньги своих родителей. В 1995 г. Национальное полицейское агентство взяло под надзор более 5000 девушек за занятия проституцией и другие преступления, связанные с сексуальной сферой. Согласно опросу, проведенному правительством города Токио в октябре 1996 г., 4 % учениц высшей школы предлагали свою дружбу за деньги.

По мере роста малолетних преступников и проституток, система образования оказалась под огнем за то, что она упустила молодежь страны. Вероятно, главной причиной того, что детская преступность так пугала нацию, было то, что, как указал один эксперт, существует «национальное мнение, что наиболее важным ресурсом Японии являются ее дети, и наиболее важной заботой нации является образование»^{402}

. Воздух был заполнен подобными упреками. Некоторые родители критиковали учителей, за то, что те были слишком небрежными, в то время как другие заявляли, что чрезмерно суровое обращение школьной системы с их детьми привело к стрессам, вылившимся в криминальное поведение. Учителя предпочитали показывать пальцем на родителей. «Значительная доля вины за появление эгоистичных и неподатливых учеников, — писал один учитель, — должна быть возложена на то воспитание, которое дали им взрослые. Дети были предоставлены сами себе. Целью воспитания ребенка более не является подготовка самостоятельного члена общества, а упор делается на индивидуальность»^{403}

. Другой обвинял родителей за отсутствие «моральной структуры в их жизнях», за то, что они балуют детей, и даже за то, что они оспаривают оценки учителя, «звоня по телефону и говоря: «Я знаю, что он заслуживает большего, чем это!»», — как гневно заявлял учитель восьмой ступени^{404}.

Те, кто в 90-х занимался обучением детей, сталкивались с двумя разными традициями. С одной стороны, с конца периода Мэйдзи и до окончания Великой Восточноазиатской войны, образовательная политика наибольшее значение придавала моральной тренировке и подготовке учеников к тому, чтобы они стали лояльными, ответственными гражданами, которые будут поддерживать свое правительство. С другой стороны, в конце XIX столетия такие японцы, как Миякэ Сэцурэй и Узки Эмори, утверждали, что образование должно «поощрять и подпитывать развитие врожденных способностей человека» с целью создать просвещенное и самостоятельное общество, которое должно способствовать развитию мировой культуры. Подобным образом, Основной закон об образовании, принятый в 1947 г. с подачи SCAP, заявлял, что образовательная система предназначена для того, чтобы помогать каждому ребенку полностью реализовать его или ее потенциал как личности, так, чтобы он/a могли «вносить свой вклад в дело мира на земле и благосостояние человечества, путем построения демократического и культурного государства».